А Семпрония, вернувшись в свой конклав, упала на ложе и ещедолго терзала острыми зубами шелковое сирийское покрывало, подаренное ейКрассом в прошлом году. Мысли ее были далеко, в лагере Манлия, где находилсянеистовый Катилина. Каким-то звериным чувством Семпрония сознавала, что этанатура, схожая с ней, столь неистовая и страшная, не сможет полюбить ее. И вдуше женщины ревели фурии.

Через два дня, не выдержав такого испытания, римлянин был упортика дома Семпронии, умоляя впустить его внутрь.

Женщина сдержала свое слово. Она радушно отдалась Вибию, какделала это десятки раз до него. Проклиная себя за малодушие, юноша не моготказаться от подобного дара. Но и получив его, он не почувствовалудовлетворения своей страсти, ибо не только телесные муки были причиной егостраданий.

Он приходил к Семпронии через каждые два-три дня, презираясебя и проклиная за эту слабость. Но то была страсть выше его разума, и онагнала его к дому любимой женщины.

Короткое удовлетворение страсти на день отрезвляло его, ноуже следующей ночью неудержимая буря чувств гнала его к дому Семпронии.

И ад был в душе Вибия.

И по-прежнему кричали и ревели фурии в душе Семпронии, ибоад человек создает всегда сам, и он в его собственной душе.

Хоть ты и слеп, Тиресий,

Однако это заметить нелегко:

У нас здесь ни у кого нет глаз,

Одни впадины остались…

Лукиан

«Разговоры в мертвом царстве»

Старый год завершался триумфом Цицерона. Незаконно казнивпятерых катилинариев, он всерьез уверовал в свою непогрешимость ипроницательность. Благодаря поддержке Катона он был провозглашен «отцомОтечества». Этот титул, присвоенный по предложению самого Цицерона, вызвалнемало критических стрел со стороны недоброжелателей консула. Напротив, Цезарядаже веселил напыщенный вид Цицерона.

Слагая с себя полномочия консула, предусмотрительный Цицеронпровел через сенат закон, запрещавший требовать у него отчета за казнь Лентулаи других катилинариев. Распоряжением сената каждый, кто попытался бы сделатьэто, тотчас объявлялся врагом государства.

Цицерон мог быть доволен. Но срок его консульства истек, итеперь в сенате сидели консулы Мурена и Силан, а бывший консул стал обычнымконсуляром. Разницу в своем положении Цицерон ощутил почти сразу после обвинительныхречей в сенате многих тайных сторонников Катилины. Однако пока это было, пообразному выражению Цезаря, лишь «сотрясение воздуха». Но еще был жив Катилина,и в опасной близости находилась его армия.

Антоний, которому была поручена война с восставшимикатилинариями, медлил и не спешил с набором легионов. Подобное неопределенноесостояние войны и мира могло продолжаться очень долго, но его ускорял самЦезарь.

Метелл Непот, не скрывавший своей главной задачи сделатьконсулом Помпея, торжественно заявил, что выступит с подобным предложением всенате.

Это известие стало первым вестником надвигающейся новойбури.

Встревоженным сенаторам виделась тень нового Суллы.Победоносный Помпей с огромной армией мог без труда овладеть городом,раздираемым внутренними противоречиями. Дать разрешение Помпею баллотироватьсязаочно, в нарушение существующих традиций, означало признание полного поражениясената. Это понимали даже твердолобые сенаторы. И именно поэтому большая часть«отцов города» была категорически против подобного отступления от норм римскогоизбирательного права.

В эти дни к Цезарю пришел Красс. Он был встревожен и напуганне меньше сенаторов, ибо Помпей был прежде всего его личным соперником.

Цезарь принял Красса во внутреннем саду, где они расположилисьу фонтана, построенного хозяином в бытность квестором пять лет назад. Несмотряна январь, зима этого года была удивительно мягкой в Риме, словно природа,наконец, решила смилостивиться над римлянами.

Красс поведал Цезарю о сомнениях, столь явно терзавшихмногих сенаторов. Они не могли и не хотели верить Помпею и ради него нарушатьсвященную традицию избрания римских консулов. Подсознательно они страстножелали избрания никчемных кандидатов, не стремящихся к непомерномуудовлетворению своих честолюбивых планов. Цезарь понимал, что Крассруководствуется прежде всего эгоистическими чувствами уязвленного самолюбия,ибо для сенаторов столь же нежелательна была бы и кандидатура самого Красса,популярного в Риме политика и кредитора многих из них.

Но говорить об этом самому консуляру не следовало. Дружба сКрассом нужна была еще больше самому Цезарю, ибо сумма его долга уже превышалатри миллиона денариев, что составляло в итоге около пятисот талантов, суммуогромную даже для политических деятелей Рима.

Никто, кроме Красса, не мог так щедро субсидироватьразличные кампании Цезаря, и Юлий знал это. Но и никто в Риме не мог так хорошоорганизовывать рекламные избирательные кампании, как Цезарь, и Красс, в своюочередь, также хорошо осознавал это.

Они нуждались друг в друге все более очевидно, и поэтому ихразговор носил осторожный, но дружеский характер.

— И все-таки я не понимаю, — недоумевалКрасс, — почему ты поддерживаешь этого выскочку Метелла Непота. Ведь всемясно, что он хочет провести кандидатуру Помпея — оптимата и верного сторонникаСуллы. А ты по всему городу распускаешь слухи, что это на благо Рима и егожителей. Тебе нужен еще один консул-оптимат?

Цезарь улыбнулся, подставляя лицо редким лучам солнца.

— Ты забываешь, что и сам когда-то был оптиматом. И воевалвместе с Помпеем на стороне Суллы. У нас давно уже нет привычного деления наоптиматов и популяров. Есть старики-сенаторы, которые всеми силами держатся завласть. Они не отдадут ее никому, даже тебе, Красс, даже «своему» Помпею. Естьчестолюбие Помпея, и есть честолюбие Катилины. Есть приверженцы и того идругого. Но привычных партий в Риме давно уже нет. Все признают только однупартию — партию собственной выгоды. И это главный стимул действий нашихсенаторов и Помпея.

— Тогда в чем твоя выгода? — подозрительно спросилКрасс.

— Поссорить Помпея с сенатом, — ответилЦезарь, — показать Помпею, что только в союзе с нами, с тобой и со мной,он сможет свалить это старое болото.

— Тебе нужен Помпей? — презрительно пожал плечамиКрасс.

— И тебе тоже, — холодно заметил Цезарь, —без его армии твои деньги никому не нужны. Хотя и они очень важны, —поспешно добавил он, опасаясь обидеть Красса.

Тот молчал, напряженно раздумывая.

— Значит, через несколько дней вы с Метеллом потребуетеизменения закона?

— Да, и сенаторы, конечно, не пойдут на это. Если онисогласятся, значит, признают свое бессилие, а если откажут, а это случитсянаверняка, всем будет ясно, что мы — надежные и единственные сторонники Помпеяи римских ветеранов его армии, а не сенат. В таком случае кого будетподдерживать эта армия, Красс? Сенат, отказавший в праве их полководцу, илинас, защищающих эти права?