Дэниел, услышав слова девушки, мяукнул, протестуя, ударил лапой по стенке переноски, посмотрел по сторонам и снова ударил.

– Сейчас поедем, Мью, – сказала Джессика, кладя руку на переноску. – Потерпи немножко.

Но Дэниел не унимался. Вонзив когти в тряпки, устилавшие дно переноски, он принялся рвать их с таким неистовством, будто они посягнули на его жизнь.

«Я здесь, Джесси! – закричал Дэниел, бросился на дверцу переноски и ударил ее плечом. – И всегда был здесь! Я люблю тебя, люблю, люблю».

Кошачий крик всколыхнул тишину этого места, взмыл вверх и растворился в звуках окружающего мира.

– Мью, уймись! – прикрикнула на кота Джессика.

«Да не Мью я! Не Мью! – закричал Дэниел, вмиг возненавидев и переноску, и свое кошачье тело. – Я Дэниел! Дэниел!!! И это я тебе писал… я принес тебе бутон! Я ненавижу это кошачье тело! Ненавижу!!!»

Переноска заходила ходуном.

– Да что с тобой, Мью! – воскликнула Джессика и хлопнула ладошкой по переноске. – Уймись! Слышишь меня?!

Дэниел не слышал. Он снова и снова атаковал дверцу переноски, пока обессиленный не рухнул на изодранные его когтями тряпки.

«Прости меня, принцесса, – Дэниел вздохнул и закрыл глаза. – Прости за то, что полюбил тебя. Это было ошибкой. Все было ошибкой. Вся моя жизнь после встречи с тобой тогда, в Стерлинге, стала одной большой ошибкой… Было бы лучше, если бы мы с тобой никогда не встречались… Будто проклятие какое, обречен любить человека, хотя сам являюсь котом… Что же это за любовь такая? От нее больше боли, чем счастья, больше страданий, чем радости… Джесси, я не могу тебя любить, – кошачьи глаза увлажнились, словно земля после дождя. – Это не любовь… это проклятие… это ад на земле… Прости меня, прости и отпусти. Я убегу в горы, и мы никогда больше не увидимся… так будет лучше. Для меня уж точно… Надеюсь, долго я там не проживу. Постараюсь не прожить… Без тебя, без твоей улыбки и запаха твоего божественного тела я не хочу жить… Никогда не смогу тебя забыть… ты мое проклятье… мое желанное проклятье. Если бы только существовала малейшая возможность вернуть тело… ах, если бы… тогда все было бы иначе… но я даже не знаю, могу ли я когда-нибудь вернуть свое тело… я хочу умереть, – Дэниел уткнулся мордой в тряпки. – Я устал любить… устал страдать… устал жить. Я хочу умереть… всего лишь умереть. Жизнь, я устал от тебя. Сжалься, пошли мне смерть и избавь меня от мук. Разве я прошу многого? Прошу тебя…» – словно вняв мольбам Дэниела, сознание Дэниела померкло, но это была не смерть, только сон, младший брат смерти. Теплым ветерком и нежной музыкой пробрался он в сознание кота, закружил его, встряхнул, и поволок домой, в далекую страну сновидений.

Дэниел приближался к городу, а точнее, небольшому городку над которым будто Иисус над Рио высился монумент Уоллеса. Дэниел знал этот городок, да и как он мог его не знать, когда вся его жизнь прошла здесь, на берегу Форта в центральном Лоулендсе, среди желтых полей, зеленых лугов и пустошей, усыпавших склоны ближайших холмов, словно ржавчина железо.

Дэниел спустился с холма и двинулся по знакомой улице к дому. Знакомый двор встретил его тишиной и пустотой. Вдова Дженкинс, любившая проводить время во дворе или на балконе в окружении своих любимиц и та куда-то пропала. Дэниел поднялся на свой этаж, приблизился к двери и взялся за дверную ручку. Странное дело, входная дверь оказалась открыта. Запах пыли ударил в нос, едва Дэниел переступил порог и вошел в квартиру.

– Мам, – позвал Дэниел.

Даже эхо не посчитало нужным ему ответить. В квартире было тихо, только муха где-то билась об оконное стекло, снова и снова, будто намеревалась своим дохлым тельцем разбить прочное стекло и вырваться на свободу. Дэниел посетил кухню, из кухни перешел в гостиную, затем в спальню родителей. Дома никого не было и, судя по слою пыли, устилавшему пол, уже долгое время.

Дэниел вышел из спальни и остановился у двери, за которой пряталась его комната, обернулся и взглянул на цепочку следов, следовавшую за ним из помещения в помещение с упрямством кролика, решившего поживиться морковкой из чужого огорода. Дэниел чувствовал, как одиночество на пару со страхом охватывают его сознание. Почему здесь так тихо и безлюдно? Где мама? А отец? И куда подевался Тайги? Где ВСЕ? Почему он один, словно затерянный на просторах бескрайнего океана необитаемый остров?

Дэниел приблизился к собственной комнате и замер перед дверью, вытянул руку и коснулся указательным пальцем поверхности двери. Поднесся палец к глазам, Дэниел увидел на его кончике островок пыли. Дэниел подул на палец, песчинки пыли, будто стая потревоженных ворон, взмыли в воздух, зависли на секунду и, танцуя, устремились к полу.

Дэниел положил ладонь на рукоятку двери и замер, руки затряслись, сердце сильнее погнало кровь по телу. Два чувства – страх и любопытство схлестнулись в поединке за обладание его сознанием. Страх требовал уходить, но любопытство просило задержаться, хотя бы ненамного, открыть дверь и взглянуть – что там, в комнате.

Дэниел легким усилием толкнул дверь. Громкий скрип, будто ругань древней старухи, наполнил квартиру, даже муха, недавно бившаяся о стекло, притихла, застыла. Дэниел посмотрел в образовавшийся дверной проем и вздрогнул. Посреди комнаты стоял… Дэниел закрыл глаза и тряхнул головой. Открыл глаза. Ничего не изменилось – ни обстановка в комнате, ни человек, стоявший перед ним. Человек этот был точной его копией. Дэниел как будто смотрел в зеркало и видел себя, свое отражение. Единственная разница между двумя Дэниелами заключалась во внешнем виде. Дэниел, который стоял в комнате, казалось, давно забыл, что такое бритвенный станок, расческа, ножницы и чистая одежда. Перед Дэниелом стояло существо больше похожее на пещерного человека, чем на жителя XXI века – с взлохмаченной шевелюрой на голове, бородой, усами, длинными ногтями, в изорванном грязном спортивном костюме. Не хотел бы Дэниел встретить это существо ночью в темном переулке.

Какое-то время они стояли и разглядывали друг друга. Затем второй Дэниел сделал то, что Дэниел менее всего ожидал от него. Он вытянул вперед руку и ткнул пальцем по направлению к Дэниелу.

– Ты, – тишину комнаты потревожил голос.

Дэниел готов был поклясться, что это был его голос, но говорил не он.

– И я, – второй Дэниел указал на себя. – Мы дома. МЫ ДОМА.

Второй Дэниел хотел еще что-то сказать, но вдруг согнулся как от удара, упал на колени и… замяукал. Тело его выгнулось радугой, прогнулось. Из горла вырвалось шипение. Второй Дэниел оскалил зубы, оторвал взгляд от пола и… исчез.

Дэниел судорожно вздохнул и открыл глаза.

«Это был сон, – подумал Дэниел. – Волноваться не обязательно. Интересно, этот сон что-то значит? Это первый сон о доме, с тех пор как я ушел из Стерлинга, – Дэниел попытался выловить из памяти обрывки сна, все еще гнездившиеся в его голове. – Я знаю, что он значит! – Дэниел вскочил так живо, что ударился спиной о верхнюю стенку переноски, припал к полу и вцепился когтями в тряпки, будто боялся, что его сейчас потянут за хвост, чтобы вытащить из переноски. – Я должен вернуться домой. Этот сон – это знак. Точно! Знак! Я должен вернуться в Стерлинг, ведь именно там все и произошло. Там же и Тайги в моем теле. Домой!» – Дэниел выполз из переноски. Плотным кольцом его окружила тьма и тишина. Сквозь окно лился лунный свет, заставляя мерцать тюль.