Но не таков был Урхан-ага, славный воин, прошедший с Запада на Восток и с Севера на Юг, чтоб испугаться зверя. Не ведал он страха смерти. Когда навис над ним медведь и протянул к нему свою когтистую лапу, ударил по ней Урхан-ага кинжалом. Взревел адский зверь, отдернул лапу, полоснув обидчика когтями по боку. Но так хотел завалить его Урхан-ага, что даже боли не почуял, только заскрипел зубами. Встал зверь на задние лапы и пошел на него, и смерть была в его налитых кровью глазах. Но поднялся навстречу ему Урхан-ага, и схватились они крепко – так крепко, что не расцепишь. Загнал Урхан-ага кинжал медведю в шею по самую рукоять. Ревел медведь, драл плоть человечью, но смертельной была и хватка Урхан-аги, не отпустил он рукояти. Кровь залила ему глаза, своя и звериная, затуманился взор его, и запомнил он только, как повалились они на камни и шел от разверстой пасти медвежьей нестерпимый запах. Досадно было славному воину, что жизнь его прервется бесславно не на поле брани, а от лап какого-то зверя. Не попасть теперь ему в сады, где текут полноводные реки, не совокупиться с семьюдесятью двумя луноликими гуриями, на бедрах которых подрагивают пояса, украшенные фирузой и сардисом[212].

* * *

Не помнил Урхан-ага, как очнулся. Только вот видит – лежит он на горячих камнях, весь ободранный и залитый кровью, а подле него лежит зверь, принявший по воле злых духов облик медведя. И скалы вокруг них курятся тонкими струйками. Сквозь дым и узрел Урхан-ага девчонку с черными косами. Ту самую. Она будто парила над камнями, а юбка ее колыхалась в струях теплого воздуха, как будто это был цветок тюльпана. И подумалось ему, что он, должно быть, заснул, а все это снится ему. Или это шайтан опять решил водить агу семнадцатой орты за нос. А раз так, то он не собирался сдаваться. Закрыл глаза Урхан-ага и прочел про себя молитву. Однако шайтан упорствовал: открыв глаза, опять узрел Урхан-ага ту самую девчонку, только теперь сидела она подле и трогала его за плечо. И тогда понял Урхан-ага, что жив пока и что шайтан, конечно, виновен во всем, но расселины в скале и медведь могли случиться и без непосредственного его в том участия.

Девчонка меж тем содрала с плеча его клок прилипшей к коже рубахи.

– Что делаешь ты? – зашипел на нее Урхан-ага, ибо это было неслыханно. – Кто ты?

– Я из деревни неподалеку, она зовется Крничи, но ее называют еще и Маляны…

Ну что это за страна! У этих неверных все деревни имеют по десять названий, а женщины их бродят везде, где им вздумается, и никто не надзирает за ними.

– Дай я перевяжу тебя, – сказала девчонка и, застыдившись, опустила глаза.

Пугали ее арабские заклинания, что накололи бекташи на коже его на погибель врагам Великого Султана.

– Ты разве не знаешь – я враг вам?

– Отчего ж не знаю? Янычары – это звери, хуже зверей. Это зло, посланное людям в наказание за грехи их. Вы пьете кровь…

Много понимает она, эта девчонка! Капля крови врага – это как глоток живительной влаги в пустыне египетской. Но она продолжала:

– …Так говорят у нас в деревне. Но ты спас мою сестру…

Кха! Усмехнулся Урхан-ага. Эти крестьяне во зле разбирались примерно так же, как и в добре, даром что и добра-то у них этого почти не осталось, и взять с них было нечего. Однако тут же ощутил он боль – ему больно было смеяться, хотя никому он в этом не признался бы. Сделал-таки этот шайтанов медведь свое дело, хорошо подрал он агу семнадцатой орты.

– Какую сестру? Я не спасал никакой сестры.

– Ну как же? Ту, с золотыми косами, в алой косынке…

– Ах эту!

– Это моя родица[213]Беляна. Ты спас ее, я помогаю тебе.

Все это никуда не годилось, но солнце уже склонялось к западу, а Зубы шайтана отбрасывали длинные тени. Урхан-аге нужна была помощь. «Смелая, однако, девчонка, – подумалось ему. – Не побоялась пойти в гору одна, да и меня не боится». Не успел он ответить ей, как к губам его поднесено было горлышко бутыли, сделанной из засушенной тыквы.

– Пей, – молвила девчонка, – тебе станет легче.

– Ты, наверное, ведьма? Поишь меня зельем, заколдовать хочешь? Сперва медведя этого на меня наслала…

– Да ты и так заколдован, ведьмам и не снилось такое. А медведя на тебя напустили вилы с этой горы – они просто не любят чужаков. Пей!

Усмехнулся Урхан-ага, но глотнул пойло из рук ее – и тут же дернулся, ибо оно обжигало ему внутренности.

– Что это?!

– Не бойся, пей! Это обычная шливовица, никакое не зелье. У нас все ею лечатся, принимают внутрь и прикладывают наружу – и облегчает она страдания болящим.

Новым воинам нет нужды в питии гяурском, ибо если они пьют вино и будут убиты, то попадут в ад.

Ведал про то Урхан-ага, но помедлил миг пред тем, как отхлебнуть из бутыли. Нынче нужно было ему снадобье хоть какое, а иных у него нет. Да и сто раз нарушали на глазах его новые воины правила Кануна, и земля не разверзалась у них под ногами. Не разверзнется и на сей раз. Нельзя жить по одному только Кануну – Всемогущий творец неба и земли высоко, всесильный султан далеко, а добиваться своего нужно каждый день. Новым воинам нет нужды в питии гяурском, но в ад Урхан-ага покамест не собирался, потому и глотнул смело из бутыли.

Воистину, это и впрямь было адское зелье! От него внутренности горели, как зирвак на сильном огне, дыхание прервалось на миг и слезы чуть не полились из глаз. И тут вновь померещилось Урхан-аге, что земля переворачивается под ним и меняется местами с небом, а тело становится легким, как перышко цапли, и парит над скалами. И тогда отступила боль, тепло разлилось по телу. Всего один миг длилось это, но он не мог не вспомнить, что это случилось с ним уже в третий раз за последнее время. Неужто ему и впрямь нужно бежать к бекташам?

* * *

Нет Бога, кроме Всемогущего творца неба и земли…

Новые воины воюют против гяуров…

Великий Султан блюдет волю Всемогущего творца

неба и земли…

Новые воины – рабы Великого Султана…

Новые воины свято чтут все заповеди братства их…

Новые воины не пашут и не сеют…

Новым воинам нет нужды в женах и детях…

Новым воинам нет нужды в женщинах…

Новым воинам нет нужды в пище гяурской…

Когда Урхан-ага проснулся, запад уже начал алеть, но боль уменьшилась. Девчонка же сидела подле.

– Ты не ушла еще?

Мотнула она головой:

– Оставить тебя такого?

– Так мы ж звери по-вашему…

– Звери. Но вас такими сделали. А когда-то были вы такими же людьми, как и все. Бабушка сказывала, что когда-то давно и к ним в дом захаживали сборщики девширме. Тогда забрали у нее сына, хотя пырнула она руку его ножом, чтобы выглядел он калекой…