Я смотрю на фото, которое, хоть и не лучшего качества, но точно дает рассмотреть и лица, и эмоции на них.

Это Алиса, конечно.

Одета слишком просто для дорогого ресторана, но выглядит…

Черт.

Выглядит она вполне счастливой и даже улыбается своей привычной хитрой лисьей улыбкой, как будто тот мужик перед ней — предел ее мечтаний, и она вовсю флиртует с ним, и сразу после ресторана они пойдут…

Только на втором фото, когда ракурс лучше — и мужчина немного поворачивает голову, я узнаю и его.

Сука, Миллер!

Даже не сразу доходит, что там Дина писала про мужа сестры.

Я просто смотрю на этого здоровенного бугая, который уже таскался с моей Лисицей, и мне хочется смять телефон в руке, словно компрометирующую бумажную фотографию. Как будто если сделать это, ничего и не было: мы с Алисой не расставались, она мне не изменяла, и она теперь не встречается с мужиком, который на столько лет старше ее, что мне даже думать противно о том, как они… Как он… И она…

Меня бомбит до грохота крови в висках.

Одеваюсь.

Сую босые ноги в ботинки.

Куртку — прямо на голые плечи.

Хорошо, что джинсы, хоть и домашние, приличные даже для выхода на улицу.

Прыгаю в машину.

Я знаю этот ресторан, это я сводил туда Дину первый раз, и теперь она решила перетаскать туда всех своих подружек.

Хорошо, что это всего в паре кварталов от моего дома, и с момента, когда Дина прислала мне фото, и до момента, когда притормаживаю на стоянке, проходит минут тридцать.

Внутрь меня, конечно, в таком виде не пустят.

Но мне по хрен — через прозрачные огромные окна-витрины хорошо вижу стол, за которым сидит моя Лисица и этот старый конченый бугай.

Что, Лисица, решила завести себе богатого папика?

Ему ты сразу дала? Не выебывалась? Не играла в целку-недотрогу?

Я давно бросил курить, но, когда мимо проходит стайка малолеток хрен поймешь какого пола, стреляю у них сигарету. Прикуриваю у той, что с розовыми — как когда-то у Алисы — волосами. Игнорю ее попытку завязать знакомство.

Затягиваюсь так, что в легких не остается кислорода — только дым.

Это любовь?

Вот эта херня, когда не знаешь, что творишь и зачем, когда просто срываешься без цели, когда караулишь свою бывшую, словно задрот?

Когда хочется выхаркать из себя все чувства к ней, как раковую опухоль, но понимаешь, что жить без этой херни просто не сможешь и целее не станешь?

Нервно смеюсь, выкашливая горький дым дешевого курева.

И чуть не пропускаю момент, когда дверь ресторана открывается — и Алиса выходит на улицу, зябко кутаясь в легкое пальто. То, которое мне никогда не нравилось, но из которого она упрямо не хотела вылезать.

Мы смотрим друг на друга сразу, как будто нас притягивает внутренними магнитами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Моя Лисица не выглядит удивленной, как будто я примчался не по своей воле, а потому что она что-то нашаманила.

— Март, — без удивления в голосе.

С улыбкой.

Вежливо.

Как голову с плеч.

Я непроизвольно дергаюсь от звука ее голоса.

Никогда так не было. Все женщины, даже те, которые задерживались в моей жизни на год или больше, уходили из моей головы легко, как кальянный дым. И случайные встречи потом не трогали ничего ни в душе, ни в сердце.

Алиса была в моей жизни, кажется, самой странной женщиной.

У нас с самого начала все было не так, все шло через пень-колоду, и мы спотыкались на тех вещах, о которых я до встречи с ней часто даже не задумывался.

Она должна была просто выйти из меня, как алкоголь после не очень удачной гулянки, не тронув ничего, не задев ни одну струну, если уж шпарить высоким слогом.

Особенно после того, как призналась, что изменяла мне с мужиком… который годится ей в отцы.

Я смотрю в ее огромные зеленые глаза и понимаю, почему некоторые мужики впадают в дурную агрессию и хотят забрать своих бывших любой ценой.

Мне нужна моя Лисица.

Но я не знаю, как простить ей то, что она сделала.

Подхожу к ней сам, четким рваным шагом, и чтобы не придушить, нервно сую ладони в карманы куртки. От нее пахнет так же, как всегда — чем-то медово-терпким, особенным, как будто ее кожа выделяет нектар, на запах которого «встают» все мои рецепторы.

— Ты трахалась с ним, когда привозила меня к родителям? Когда я жал руку этому хую-переростку — уже трахалсь с ним, Лисица?

Не говорить же ей, что скучаю без нее, что каждый день пересматриваю ее фотки, пересматриваю наше интимное видео, где она голая на мне сверху, раскрепощенная и невинная одновременно, и в моей жизни вряд ли когда-нибудь снова будет женщина, умеющая быть и скромницей, и распутницей.

Алиса просто качает головой.

Это да или нет?

Это пренебрежение, ответ на отъебись?!

— Что ты здесь делаешь? — Она осматривает меня с ног до головы, немного хмурится, когда становится понятно, что на мне даже для теплой весны не слишком много одежды. — Простудишься.

Я делаю еще шаг к ней.

Ее запах душит, как удавка на шее.

С силой сжимаю кулаки в карманах.

— Такая забота, — язвлю, как последний дурак. И самое смешное — понимаю, каким долбоебом выгляжу со стороны. Будь на месте моей Лисицы какая-то стерва — уже бы давно подняла меня на смех. — Даже странно, она не помешала тебе изменять мне со старым козлом.

— Ты приехал чтобы ругаться? — Она выглядит озадаченной, как будто я вдруг начал доказывать ей какую-то сложную теорему.

— А ты думала зачем? Возвращать?! — Нарочно кривлюсь, как от горького. — Ты точно сумасшедшая, если так думаешь.

Отпираться, что я здесь случайно, учитывая мой внешний вид, просто смешно. Еще смешнее, чем приехать, чтобы спросить, когда она начала трахаться с Миллером — до того, как трахнулась со мной, или уже потом. Это как будто пальма первенства в тяжелом забеге, которую я получил, поставил на видном месте и холил и лелеял, а потом узнал, что все это время первым к финишу пришел другой.