Реджис получили приглашение на очередной бал. Граф не настаивал на том, чтобы она туда шла, но Ижени решила, что уже достаточно пробыла в затворе и должна поприветствовать королеву, раз уж она служит у нее. Они провели вполне неплохой вечер, с учетом того, что при дворе теперь не было особых разногласий или конфликтов, создающих общее напряжение. Даже принц Карлос казался вполне себе веселым и расслабленным. Весь вечер травил охотничьи байки, пил шампанское и танцевал четыре раза, два из которых с Миреей Д’ангран. Мирея светилась от счастья и осыпала Ижени последними придворными новостями. Королева, наоборот, мало обращала внимания на свою новую придворную даму, и почти не нуждалась в ее обществе. А король приветствовал супругов очень тепло и наговорил Реджису массу приятных слов в сторону его жены. Судя по его словам, Ижени Кавелье была просто кладом и находкой для любого благородного дворянина. И граф, вероятно, совершил в жизни немало хорошего, если боги наградили его столь прекрасной спутницей жизни. Вся эта похвальба заставляла графиню краснеть от смущения, а Реджиса от непонимания. С чего бы вдруг все это? Но он ни о чем ее не спрашивал, не донимал подозрениями, и вообще только танцевал с ней весь вечер, гулял с ней на балконе и в саду, приносил ей напитки и мороженое. Ижени начала привыкать к его вниманию и расценила это попыткой утешить ее в ее горе. Если так, то она не против. С ним она не чувствовала себя такой несчастной, как без него.

Как-то раз дома она села играть свои этюды в музыкальной комнате. Реджис вернулся со службы и, не привыкший к музыке в доме, очень удивился. Он вошел в комнату, где Ижени играла, остановившись позади нее. Несколько минут он слушал. Потом она закончила играть и перелистнула ноты на начало другой песни.

– Сыграй двадцать пятую симфонию Шарне. – сказал он, вспоминая любимого некогда автора.

Ижени вздрогнула и обернулась.

– Напугал. Как рано вернулся.

Он взял ее руку с крышки фортепиано и поцеловал.

– Можно и двадцать пятую. – согласилась Ижени, возвращаясь к инструменту и закрывая ноты. Эту мелодию она знала наизусть.

– А может шестнадцатую? – передумал Реджис. – Там, где такой красивый переход…

– Выбирай любую, я знаю почти все.

– Ты у нас поешь, играешь на разных инструментах, шьешь, вышиваешь, знаешь арифметику, философию и историю, картографию и астрономию. Говоришь на двух иностранных языках.

– На трех. – поправила его Ижени. – Отец говорил, образование это самое главное. Не знаю правда, насколько он был прав.

– Есть что-то, чего ты не умеешь? – в шутку спросил Реджис.

Ижени улыбнулась.

– Не могу заставить полюбить себя.

– Отчего же? Вполне себе можешь. Стоит только направить на нужного человека свой пистолет. Ты ведь и стреляешь тоже.

Ижени не удержалась и рассмеялась. Надо признать она впервые смеялась после того случая. Потом она все же отыграла выбранный мужем музыкальный этюд. После чего он позвал ее пить кофе в гостиную.

Пока слуги подавали кофе, Ижени вдруг вспомнила о чем-то и вопросительно посмотрела на мужа:

– Ты не знаешь, что происходит с Авелин в последнее время? Она так мало разговаривает со мной. Все время норовит убежать куда-нибудь. Может, у нее что-то случилось и ей нужна помощь? Я бы охотно помогла ей, если это в моих силах. Она такая странная с тех пор как… – Ижени осеклась, лицо ее помрачнело. – С тех самых пор. – закончила она.

Граф понял, чем она говорит. И уверил ее, что ничего не знает. Но Авелин скрывать не стала бы, будь это что-то серьезное.

Вечером Ижени задумалась над тем, что, кажется, все не так плохо в их жизни. Ей было очень больно первое время, затем боль немного притупилась. Прошло уже около двух или трех месяцев. Она точно не считала время. Но сейчас она была в состоянии снова бывать при дворе и радоваться тому, что королева хоть и смотрит на нее без одобрения, больше не пытается следить за ней. С Миреей они виделись редко, та все время пропадала где-то, где Ижени не могла ее найти. А вот с Реджисом довольно часто разговаривали и выезжали вместе во дворец и на прогулки. Он все время делал ей подарки, точно стараясь их количеством закрыть ту дыру, что образовалась за долгие месяцы его невнимания к ней. Однако спали они по-прежнему отдельно. Ижени каждый вечер засыпала в слезах и никого не впускала к себе в это время. Хотя утром ей обыкновенно становилось лучше. Она снова возвращалась к делам как ни в чем не бывало. Ночью ей иногда снился детский плачь. А иногда странные люди в черных масках и с оружием. Она не знала, откуда эти люди взялись, но всякий раз чувствовала леденящий ужас от их появления. Такие картины она связала с тем случаем нападения на ее брата в комнате Лорены, хотя незнакомцы из сна были не похожи по одежде на незнакомцев из реальности. Иногда ей чудились на них красные плащи и гербы с тремя розами. Но это уже были совсем ее фантазии.

В один из вечеров Ижени вдруг почувствовала, что ей не хочется как обычно лечь и заплакать, а потом заснуть на мокрой подушке. Она захотела прекратить этот замкнутый круг тоски и печали. Вооружившись свечой и теплой шалью, она легко и незаметно пробежала темный коридор, разделяющий ее комнату и комнату Реджиса. Постучала и повернула ручку. Он сидел в кресле одетый и смотрел на огонь. В комнате было почти темно, пара догорающих свечей не давали особенного света. Но больше всего Ижени тронуло то, что он тоже не спал. Не спал, как и она в эту ночь. И очень удивился, увидев ее со свечой у своего порога.

– Я скучала. – сказала Ижени, как будто все это время они не виделись.

– Я тоже скучал.

Реджис встал с кресла быстро подошел к ней и поцеловал. Ижени потушила свечу, чтобы снова не уронить ее и не устроить пожар. Глаза ее радостно сверкнули в темноте, когда снова посмотрела на него. Впервые ей казалось, что стены между ними больше нет.

Глава 20

Ижени проснулась очень счастливой. Она впервые за долгое время выспалась. Спала без ночных кошмаров, и чувствуя, как во сне ее обнимает рука любимого человека. Однако открыв глаза, она увидела, что в комнате кроме нее никого не было и соседняя подушка как обычно пуста. На миг она испытала разочарование, но после взглянула