оторопевшую девчонку к краю причала. Она часто-часто моргает, испуганно уставившись на плещущиеся волны, но покорно подчиняется и осторожно шагает вперёд.

— Ничего не бойся. Если что, я тебя поймаю, договорились? — ободряюще улыбается хренов герой, протягивая к Синклер руки. Я молча возвожу глаза к безоблачному небу, искренне недоумевая, чего ради разводить такую драму на пустом месте. Даже если Энид оступится и упадёт в воду, она точно не успеет утонуть. — Не смотри вниз. Смотри на меня, ладно?

Пока доморощенный лидер с присущим ему участием помогает блондинке побороть страхи, ребёнок у меня на руках неожиданно просыпается. Распахивает тёмно-карие отцовские глаза и принимается активно барахтаться в нетугом коконе из пелёнок — свёрток немного распадается, и наружу выбирается розоватая детская ручка, сжатая в крошечный кулачок. Я внимательно всматриваюсь в сморщенное личико младенца, безуспешно пытаясь примириться с осознанием, что угроза материнства теперь нависла и надо мной. Если только в самое ближайшее время я не найду безопасный способ избавиться от скопления клеток, пустившего корни внутри моего организма.

Особенно резкий порыв ветра треплет мои волосы, которые выбились из ослабевшего пучка. Длинная прядь спадает на личико Эдмунда, и он рефлекторно сжимает её в кулачке, немного потянув на себя. Зачем-то прислушиваюсь к внутренним ощущениям, силясь отыскать хоть что-нибудь, отдалённо напоминающее материнский инстинкт — но пусто. Я не испытываю абсолютно никаких чувств к мелкой демоверсии человека — если не считать брезгливого отвращения, когда отпрыск Петрополусов начинает жалобно хныкать и пускать слюни.

Его мамаша тем временем осторожно перебирается на палубу буксира, успешно избежав участи угодить в ледяную воду.

Хренов герой свистом подзывает моего пса, и Вещь без тени страха перебегает по доске на жалкое судёнышко, заискивающе виляя хвостом. А я в последний раз оборачиваюсь назад. Пыльный чёрный внедорожник теперь выглядит таким же покинутым, как и множество других машин, брошенных на дороге давно погибшими хозяевами.

Я снова начинаю чувствовать себя так паршиво, будто теряю очередного верного товарища — но иного выбора нет. Тяжело вздыхаю, в самый последний раз окидываю долгим прощальным взглядом местами покоцанный капот… А потом поворачиваюсь обратно к буксиру, удобнее перехватываю хныкающий свёрток и перебираюсь на палубу, проигнорировав протянутую руку Торпа.

Качка адски утомительна.

С момента, как очертания порта растаяли за горизонтом, прошло уже больше двух часов — солнце клонится к закату, омерзительно яркий оранжевый диск уже касается безмятежной водной глади, окрашивая всё вокруг в золотисто-багряные тона. Мотор буксира гудит негромко и размеренно, пока крохотное судёнышко несёт нас навстречу новой жизни, разрезая носом лёгкие волны.

Энид с сыном уже спокойно спят в единственной имеющейся каюте, Тайлер и Ксавье орудуют в рулевой рубке — сквозь пыльное окно видно, как они поминутно склоняются над обнаруженными на судне картами и вроде как даже прокладывают курс. Вещь то и дело приподнимается на задние лапы и визгливо тявкает, жадно наблюдая за кружащими над нами чайками.

Но я не могу заснуть, несмотря на жуткую усталость и ноющие мышцы. В тесной каюте с парой двухъярусных кроватей очень быстро становится душно, а качка только усиливает мерзкое ощущение дурноты. За неимением иных вариантов мне приходится вернуться на палубу — усаживаюсь прямо на пол, скрестив ноги по-турецки и стараясь вдыхать свежий морской воздух как можно глубже.

Это немного помогает.

По крайней мере, я больше не испытываю острого желания выплюнуть за борт собственные внутренности. Но вязкий туман в голове никуда не исчезает — путает мысли, не позволяя сосредоточиться ни на чём конкретном. По-хорошему стоило бы поспать, чтобы восстановить силы, но возвращаться в тесную душную каюту совсем не хочется. Поэтому подтягиваю поближе к себе увесистую дорожную сумку, доверху набитую комплектами постельного белья, и подкладываю её под голову. Ложусь на спину, устремив немигающий взгляд в стремительно темнеющее небо с тусклыми огоньками первых звёзд. Меня уже понемногу начинает клонить в сон, но на заднем плане слышится звук приближающихся шагов.

— Мы проложили курс. Очень примерный, но всё же… — сообщает хренов герой, усаживаясь на палубу неподалёку от меня и прислонившись спиной к ярко-оранжевому спасательному кругу.

Безразлично пожимаю плечами вместо ответа, абсолютно не понимая, что должна сказать — проклятые две полоски на тесте словно провели между нами невидимую черту, и теперь в присутствии Торпа я ощущаю чудовищный дискомфорт. Судя по нахмуренным бровям, он тоже чувствует себя не в своей тарелке — хоть и не понимает причин. Oh merda, почему всё внезапно стало так сложно?

— Слушай, Уэнс… Я хотел кое-что тебе сказать, причём уже довольно давно, — в его низком негромком голосе вдруг слышится непривычная неуверенность, словно Ксавье сильно сомневается, стоит ли начинать этот разговор. — Но всё время было не до того.

— Сейчас тоже не до того, — категорично отрезаю я, не желая вести беседы по душам в то время, когда желудок поминутно сводит тошнотворным спазмом, а в голове клубится туман от недосыпа и усталости.

— Возможно, — кивает хренов герой, рассеянно потирая переносицу. — Но кто знает, что нас ждёт на том берегу? Вдруг другого шанса вообще не представится.

И хотя умом я понимаю, что сейчас максимально неподходящий момент, мне становится немного любопытно, к чему он клонит. Поэтому приподнимаюсь на локтях и медленно принимаю сидячее положение, стараясь обойтись без резких движений, чтобы заново не спровоцировать слегка отпустивший приступ проклятого токсикоза.

Торп начинает не сразу — перебирает пальцами шнурок от капюшона тёмно-синей толстовки, несколько раз тяжело вздыхает, затем принимается с преувеличенным усердием тереть крохотное пятно от машинного масла на джинсах. Молчание затягивается, становясь неудобным. Я пытаюсь поймать его взгляд — но вопреки обыкновению, хренов герой опускает глаза в пол. Проходит не меньше пяти минут, прежде чем он наконец-то собирается с мыслями.

— Просто я хотел сказать тебе одну вещь. Всё это время я спал с тобой не потому что у меня не было другого варианта. Ты действительно дорога мне и… — очередная короткая пауза, дающая мне секундную возможность переварить этот поток обезоруживающих откровений. — И если в Сент-Джонсе действительно есть город выживших, если и правда есть возможность начать новую жизнь… Давай будем в ней вместе по-настоящему?

Oh merda. Чувствую, как мои губы против воли приоткрываются от удивления, а глаза распахиваются чуть шире положенного — нельзя сказать, что эта пылкая речь стала совсем уж шокирующей неожиданностью, но… Довольно трудно представлять безмятежное совместное будущее, когда все мои мысли заняты серьёзной проблемой в виде нежеланного ребёнка. Я уже открываю рот, чтобы выдать избитую уклончивую фразу о том, что не