Он вдруг перестал сверлить и, сделав мне знак рукой, чтобы я помолчала, приложил ухо к дыре.

— Нет. Только показалось… К вечеру все будет готово. Установлю микрофон, усилитель, и вы сможете удобно сидеть тут на диване с наушниками на голове и слышать все, что происходит внизу, как по радио.

— Вот чудо! А видеть тоже можно будет?

— Это сделать сложнее, да и времени больше отняло бы. К тому же у меня нет с собой нужного прибора, нечто вроде перископа. Однако думаю, что мы прекрасно обойдемся и без этого, распределив между собой роли. Если нам нужно будет узнать, кто там у той пани, вы сможете слушать здесь, а я спущусь этажом ниже и увижу, кто от нее выходит.

Ну, разве могла я не сказать ему, что он гений? С удовольствием осталась бы у него дольше, но меня начала беспокоить мысль, почему не возвращается та выдра. О чем они там могли так долго разговаривать? Разве что Тото рассказывал ей о своем конном заводе. Так или иначе, а надо было это выяснить. Однако на этот раз мне вовсе не хотелось встретиться с ней у Тото.

Я переждала еще несколько минут и попрощалась с паном Фредом, пообещав поддерживать с ним связь по телефону.

В больнице я узнала, что «та пани» уже с час как ушла. Вид Тото меня просто поразил: он уже встал с постели и в халате сидел в кресле. В вазе, разумеется, были свежие цветы. Она так разбалует его теми цветами, что он действительно возомнит, что заслуживает их. От меня он никогда не получал никаких цветов. Я дарила ему только галстуки, да и то чтоб обезопасить себя от его ужасной безвкусицы. Однажды он явился на люди в таком галстуке, что мне было стыдно сидеть с ним за одним столиком.

Тото был в прекрасном настроении и встретил меня с такой самодовольной непринужденностью, которая порой походила на снисходительность. Я думала, что лопну от смеха. По одному этому я всегда узнала бы наверняка, что у него была какая-то женщина. Наименьший успех у первой попавшейся бабы наполняет его самоуверенностью и укрепляет в идиотском убеждении, будто он настоящий донжуан, перед которым никто не устоит и расположения которого все добиваются.

Я, конечно, сделала вид, что ничего этого не замечаю.

Чтобы немного сбить с него спесь, я начала рассказывать, что встретила графа Батильйони и приятно провела с ним время до обеда. Тото всегда ему завидовал. Батильйони не только почти так же богат, как и он, но вдобавок еще и кровный родственник савойским князьям. Они оба никогда терпеть не могли друг друга и каждый раз, если где-то встречались, вступали в пререкания, причем побеждал всегда итальянец, намного превосходя Тото не только умом и остроумием, но и осведомленностью как в коневодстве, так и в охотничьем деле.

— Он такой милый, — сказала я, — даже выразил желание немного подучить тебя водить автомобиль.

Тото покраснел.

— Тот пустобрех?.. Меня? Да он сам не умеет водить машину!

— Что ж, возможно. Однако получил первый приз в альпийских гонках и никогда еще не бывал в авариях…

— Это он тебе такое сказал? — взорвался Тото. — Но ведь врет! Бесстыдно врет. В двадцать девятом году во время соревнований на Сицилии он вылетел с шоссе и разбил машину вдребезги.

— Зато сам остался цел.

— Дуракам везет.

— Слушай, Тото, — укоризненно сказала я. — Нехорошо с твоей стороны отрицать талант и умение человека и сворачивать все это на счастливое стечение обстоятельств. Ты и три года назад, когда Батильйони занял второе место в ралли в Монте-Карло, говорил, что ему просто повезло. Тогда, когда ты сам сошел еще на втором этапе. Ты должен быть благодарен за то, что он согласен дать тебе несколько уроков. Да и, наконец, он такой славный человек.

Тото с трудом сдерживал себя. Но, зная, что он слишком хорошо воспитан и не позволит себе сорваться, я уколола его еще несколькими мелочами. И только после того спросила, как он себя чувствует и когда его выпишут из больницы. Оказалось, что уже на следующий день он должен переехать домой.

— Конечно, дома тебе будет удобнее, — согласилась я. — Ну, а как поживает мисс Норман?

Он пожал плечами.

— Откуда мне знать?

— А, это она не сама принесла тебе эти цветы?

Он проглотил слюну и буркнул:

— Нет. Прислала. И наконец, почему ты думаешь, что я могу получать цветы только от нее? Ты всегда недооценивала меня.

Я пронзила его острым взглядом.

— Как раз наоборот. Вспомни-ка, как я свято верила, что ты сам подстрелил тех двух тигров, шкуры которых висят в твоем кабинете в имении. Да и верила бы до сегодняшнего дня, если бы случайно не увидела на изнанке фабричных штемпелей. Я ведь…

— Тс-с… тс-с… Тише. Бога ради, зачем же так громко! — застонал Тото. — Хочешь, чтобы кто услышал? Тебе обязательно надо меня скомпрометировать?

— Вовсе нет, мой милый. Не хочу тебя ни компрометировать, ни выставлять на посмешище. И лучшее доказательство этому — то, что я до сих пор никому и словом не обмолвилась.

Слова «до сих пор» я слегка подчеркнула, однако Тото это заметил и в душе съежился от страха. Пусть знает, что со мной надо считаться. Он сразу стал удивительно нежным и предупредительным. Мне противно было смотреть на его потуги. Я еще не упала так низко, чтобы требовать вынужденной благосклонности. Поэтому, посидев еще четверть часа, попрощалась и пошла домой.

Яцек был раздраженный и подавленный. Я сразу же заподозрила, что это связано с той чертовой бабой. Но на мой вопрос он отговорился неприятностями на службе, и я не стала расспрашивать дальше. И так скоро обо всем узнаю. Я очень рада, что доверила все это дело пану Фреду. Ни на секунду не сомневаюсь, что он никому не выдаст моей тайны.

К последним словам п. Реновицкой я должен добавить небольшое опровержение. Как видно, ее изменила память, когда она уверяла п. Ван-Гоббена, что он единственный, кого она одарила своим доверием. В действительности же, кроме него, она доверила свою тайну не только п. Альбину Нементовскому и мне, но и еще нескольким лицам.

Я сам убедился в этом еще тогда, когда происходили описываемые в дневнике события: по городу прошел слух, что п. Яцек Реновицкий причастен к какому-то делу о двоеженстве. Януш Минкевич, крупнейший сатирик среди сплетников и сплетник среди сатириков, даже спрашивал меня, не стоит написать на эту тему фрашку в «Шпильки». Я ему, конечно, отсоветовал. Но это уже не имеет отношения к делу.

Это небольшое отклонение от истины со стороны п. Реновицкой можно оправдать тем, что, сравнительно мало зная п. Ван-Гоббена, она хотела своей невинной ложью заслужить его благосклонность и побудить помочь ей. (Примечание Т. Д.-М.)

На следующий день я уже в двенадцать появилась в «Бристоле» у пана Фреда. Установка была вполне готова. Зайдя в комнату, никто бы и не подумал, что в ней есть вся эта машинерия. Из-под ковра выглядывал лишь маленький кончик проводка. Пан Фред прицепил к нему другой проводок и подал мне наушники.