— Ага… — выдохнул Генчик.

— Хорошо… А сейчас — еще одно. Тоже важное условие…

Из облезлой старинной тумбочки Зоя Ипполитовна достала большущий квадратный конверт. Из него вынула черный диск. Пластинка! Генчик издалека догадался — древняя!

Зоя Ипполитовна поднесла пластинку к фонарю, что потрескивал фитилем на краю стола. Дала подержать.

— Только осторожно, она бьющаяся.

— Ага… Ух и тяжелая…

— Да. И очень старая, тысяча девятьсот третьего года. Смотри, звуковая запись только с одной стороны.

Оборотная сторона пластинки была украшена оттиском: пышноволосая дама обнимала ящик с похожей на духовой контрабас трубой. По дуге шла надпись: «Граммофонъ. Сирена-рекордъ». Такая же дама с трубой и надписью была на розовой лаковой этикетке — только маленькая и золоченая. Золочеными же буквами там было напечатано: «Арiя Варяжска-го гостя. Исп. солистъ имп. оперы А.И. Семеновъ».

— Семенов был знаменитый бас, — полушепотом объяснила Зоя Ипполитовна. — Почти такой же известный, как Шаляпин… Капитан очень любил слушать в его исполнении эту арию. Она же морская… Думаю, и сейчас его духу она будет приятна. Создаст нужную атмосферу…

— Но ведь нужен граммофон. Такой, как тут на картинке, — тихонько возразил Генчик. — Разве у вас он тоже есть?

— К сожалению, нет. В семействе Сундуковых было немало граммофонов, но ни один не дожил до наших дней… Однако есть нечто другое. Не столь старинное, но все-таки…

Она вышла из комнаты и вернулась с потертым синим чемоданчиком.

— Патефон, — догадался Генчик. — Я видел такие, только покрупнее…

— Это патефон-подросток, если угодно. Однако звучит вполне со взрослой силой. Сейчас услышишь…

Патефон поставили рядом с фонарем. Зоя Ипполитовна вставила и покрутила ручку. В чемоданчике что-то ожило, шевельнулось.

Вдвоем они осторожно положили пластинку на покрытый голубым сукном круг. Зоя Ипполитовна двинула рычажок, опустила на край завертевшегося диска мембрану — такую никелированную головку с игольчатым клювом.

Зашипело в полутемной комнате. Загудела музыка оркестра. И вдруг живой густой голос запел с могучим вздохом:

Генчик даже слегка присел под напором этого баса. Потом невольно глянул на портрет. Лицо капитана Сундуккера было внимательным и строгим.

…Ария кончилась. Смолкли последние аккорды. Навалилась тишина, только за окнами глухо рокотало.

— Да, сила… — почтительно сказал Генчик. — Так здорово поет… Хотя и с шипеньем, но все равно будто наяву. Будто прямо тут…

Зоя Ипполитовна аккуратно спрятала пластинку в конверт.

— И вот что удивительно, Генчик… Когда звукозапись на современных дисках или кассетах — это понятно: всякая там электроника, магнитные поля, чудеса нынешней физики. Но здесь-то! Ведь это же просто раскатанный в блин кусок твердого асфальта с нацарапанными тонкими бороздками. Чисто механическими. По сути дела, совершенно неживая вещь. Но целый век она хранит в себе голос человека, которого давно нет на свете. И оживает под действием простой пружины и маленькой иглы… Ты меня понимаешь?

— Да, — прошептал Генчик. — Голос… он ведь почти что дух, да? Значит… и дух может жить в неживых вещах…

— Умница!

— И, значит, его можно вызвать, как голос…

— Если постараться…

— Мы постараемся… Ой! — Это в закрытую дверь сильно зацарапались. — Это Варвара!

Варвару незадолго до того выставили из комнаты, чтобы не мешала. Но ей, видимо, очень хотелось побыть на спиритическом сеансе.

— Непоседа… Лучше впустить, а то не даст покоя и все испортит, — решила Зоя Ипполитовна.

Генчик с удовольствием впустил.

— Только веди себя смирно…

— Мр-р… — согласилась Варвара и выгнула спину. Потерлась. Электрические искры кольнули Генчику ноги. Да, атмосфера…

— Ой, уже без двух двенадцать!

— Сейчас… сейчас…

Старые часы (те, что держал в лапах деревянный орел) в соседней комнате начали с дребезжаньем отсчитывать полуночные удары. У Генчика опять замерло в животе. Огонь фонаря качнулся. Варвара прыгнула на подоконник и притихла там рядом с антильской раковиной…

Прогудел последний удар. Эхом отозвался за окном полночный поезд. А эхом поезда — накатившийся гром (и ярко вспыхнуло за стеклами).

— Начали? — одними губами спросил Генчик.

— Да… Нет, постой. Еще одно дело. Ударь-ка, голубчик, в колокол. Но негромко, чуть-чуть…

Генчик звякнул. Слегка. Но медный гул все равно разнесся по дому. И снова эхом отозвалась гроза…

— А теперь, мальчик, ступай сюда.

Генчик на подрагивающих ногах подошел. С замершим дыханием. Зоя Ипполитовна за плечо придвинула его к себе. Генчик сквозь свою горошистую рубашку ощутил, какая холодная у нее ладонь. Или наоборот — горячая? Не разберешь, озноб или ожог.

— Вот бумага. Возьми карандаш. Будешь записывать буквы, над которыми остановится стрелка.

— Ага…

Зоя Ипполитовна обратила очки к портрету. Сказала негромко, но очень значительно:

— Уважаемый капитан. Мы, ваши друзья, просим вас: обратите на нас благосклонное внимание. Ответьте на вопросы. Мы заранее благодарны всем сердцем. — Затем она протянула обе ладони поверх листка на спице.

Квадратная вертушка сперва была неподвижна. Потом… дрогнула. Сильнее. Повернулась. Синяя черточка медленно пошла над буквами по краю тарелки. И вдруг споткнулась!

— «Я»… — нервно шепнула Зоя Ипполитовна. — Пиши.

— Ага. «Я»…

— «Эс»… «Эл»… «У»…

— Ой… «Я слу…»

— Он слушает! — И Зоя Ипполитовна возгласила приглушенно, но торжественно: — Капитан Сундуккер. Откройте нам: где, когда и как вы закончили свои земные дни?

Вертушка опять побыла в неподвижности. Затем:

— Пиши. «Э»… «тэ»… Еще «тэ»… — Зоя Ипполитовна шептала над Генчиком горячо и прерывисто. А гроза рокотала…

— Получается какой-то «эттайн», — прошептал Генчик.

— «Это тайна»… Духи любят говорить сокращенно… Капитан, извините нас! Мы не собираемся без спросу проникать в ваши тайны. Но, может быть, вы скажете: удалось ли вам открыть свой полюс?.. Пиши, Генчик! «Дэ»… «А»…

— «Да»! Ему удалось!

— Тише, голубчик… Уважаемый капитан. Можно узнать, что это за полюс?

На сей раз вертушка долго подрагивала, но не крутилась. И наконец: