Дядю едва не перекосило от злости, но он быстро стер маску недовольства, потому что появился мажордом.

— Господа ждут вас завтра в восемь часов вечера, — торжественно произнес он. — Король прибывает днем, но вас избавили от необходимости приветствовать его немедленно. Засвидетельствуете почтение его величеству на празднике.

Мы заверили, что будем непременно, что польщены честью, раскланялись и удалились.

— Надеюсь, он и не заметит тебя в толпе, — сказал дядя, когда мы шли через сад к ажурным металлическим воротам. — Надень что-нибудь поневзрачнее, чтобы не выделяться.

— Я могу нацепить монашеский куколь, чтобы ненароком не очаровать короля, — предложила я.

— Он женат, — отрезал дядя.

— Но бездетен. Значит, шанс есть.

— Ты как болячка, — не выдержал дядя, — все время язвишь и язвишь!

Я не успела ответить ему на такой комплимент, потому что из мраморной беседки возле фонтана вышла целая процессия — сияющая красотой и драгоценностями дама в алом платье, с распущенными белокурыми локонами, в сопровождении слуг, служанок, карликов и крохотных длинноногих собачек. Одна из девушек несла клетку, в которой мотался на жердочке попугай с лазурным хохолком и красной грудкой. Попугай открыл клюв и заорал: «Несррравненная Пачифика! Дорррогу! Несррравненная Пачифика!»

Дама в алом засмеялась и поманила пальцем. Ей тотчас поднесли попугая, и она постучала по прутьям, заставив ученую птицу повторить еще раз — несравненная, несравненная.

Мы с дядей отступили с тропинки, чтобы пропустить даму. Судя по всему, она занимала высокое положение в Анжере.

Сверкающая и великолепная кавалькада проплыла мимо нас, под сопровождение криков попугая, и дама в алом, мельком посмотрев в нашу сторону, спросила у кого-то, даже не потрудившись понизить голос:

— Кто это? Еще одна невеста?

— Дочь барона де Корна, вместе с отцом, — услужливо подсказали ей.

— Недурна, — бросила дама. — Но рыжая?.. В моих краях всегда говорили, что рыжая девица — как дом с соломенной крышей, как ни крой — все равно протекает. И ведь верно — глаза у нее пустые, ни тени мысли.

Служанки угодливо захихикали, оглядываясь на меня.

Когда несравненная дама удалилась — в строну замка, между прочим — я спросила у дяди:

— Кто эта госпожа Несравненное Великолепие? Вы слышали, как она с первого взгляда оценила мои умственные способности?

— Представления не имею, кто это, — ответил дядя, все еще продолжая таращиться вслед блондинке.

— Но недурна, верно? — поддела я его.

— Поменьше болтай! — разлился он.

Мы почти бегом преодолели расстояние до ворот, и дядя вздохнул спокойно, только когда ажурная решетка захлопнулась за нашими спинами.

— Что делаем дальше? — спросила я, когда мы побрели по извилистым улочкам, возвращаясь в гостиницу.

— Ждем до завтра, потом праздник, потом возвращаемся.

— Это понятно, но что делаем сегодня?

— Собираешься в церковь? — хмыкнул дядя. — Десять свечей, тысяча поклонов?..

— Это обязательно, — сказала я ему в тон. — Если вы заметили, герцогиня проверяла меня — действительно, ли я жила в монастыре. Недаром ведь она заговорила про подаренные покрывала. Мне кажется, леди Ромильда вовсе не экзотический цветочек, каким кажется.

— Смог бы цветочек выжить рядом с драконом, — согласился дядя. — Значит, с ней надо быть поосторожнее. Ладно, иди в церковь…

— А потом я пойду на побережье, — сказала я.

— Это еще зачем?! — подскочил дядя. — Безопаснее просидеть в комнате!

— Я не упущу такого шанса. Глупо побывать в Анжере и не увидеть моря. И не пытайтесь меня остановить, если не хотите, чтобы я победила на смотринах. Не отпустите — и мне придется приложить все силы, чтобы очаровать герцога. А то и самого короля.

— Мерзавка, — процедил сквозь зубы дядя.

— Мы с вами одной крови, — вернула я ему «комплимент». — Я возьму вашего коня и двух слуг в сопровождение. Ведь я — дочь барона, мне положен эскорт.

— Хорошо, — вынужден был согласиться он.

— Вот и поладили.

Вернувшись в гостиную, мы пообедали, переждали часы жары в комнатах, а когда повеяло прохладой и солнце коснулось макушек платанов, я отправилась сначала в церковь, а потом к морю.

Разумеется, в церкви я надолго не задержалась — поставила свечи, преклонила колени и покинула святое место с чувством выполненного долга. Хватит с меня трех лет беспрерывных молитв — как о смирении, напоказ, так и о свободе, в сердце. Я была уверена, что небеса простят мне пару месяцев душевной лени, и что раз мои молитвы были услышаны, то не надо в ближайшее время надоедать богу новыми просьбами.

Спустившись к морю, я оставила слуг рядом с дядиным конем, а сама отправилась вдоль берега, пообещав не уходить далеко, чтобы сопровождающие не потеряли меня из виду.

Да я и не собиралась убегать от них, просто хотела побыть одной, насладиться свободой и покоем. Тот, кто думает, что монастырь — это место уединения и покоя, жестоко ошибается. Это совсем другая жизнь — жизнь, в которой ты не принадлежишь себе и всегда находишься на виду. Каждый твой шаг, каждое слово, каждый вздох — все это происходит под жесточайшим присмотром, и уединиться ты не можешь даже в собственной келье, потому что приходится делить ее на троих. Нет, монастырь для меня — та же тюрьма, и то, что я сбежала из этой тюрьмы — огромная удача. Спасибо любящему дядюшке.

Песчаная коса была пуста, здесь не было даже рыбацких лодок. Я брела, утопая в песке по щиколотку, и сразу набрала полные башмаки. Подумав, я разулась и сняла чулки.

Море было совсем рядом — бирюзовое, тихое, игривое, как котенок. Оно набегало волна за волной, и я ступила на самую кромку прибоя, и вода омыла мои ноги по самую щиколотку — раз, и другой, и третий.

Удивительное чувство. Я потеряла счет времени, слушая равномерное дыхание моря, наслаждаясь его лаской. Вот бы поплавать в этой теплой и прозрачной воде! Но купаться в присутствии слуг барона, да еще так близко от города — об этом не стоило и мечтать.

Я долго смотрела вдаль — туда, где синева моря сливалась с синевой неба. Только скала, словно черный парус, возвышалась почти у самого горизонта, показывая, где кончалось море и начиналось небо. Чайки проносились над ней, но я не слышала их криков — было слишком далеко.

— Любуетесь морем? — услышала я мужской голос и оглянулась.

Очень красивый мужчина — темноволосый, загорелый, так же, как и я, держал в руке башмаки и чулки. Он был не такой смуглый, как драконы, гораздо старше их, и глаза у него были светло-карие. Я разглядывала его, не торопясь отвечать.

— Я нарушил ваше уединение, леди де Корн, и вы недовольны? —