Эрвин с сожалением подумал, что не успел предупредить ее, чтобы она сделала это как можно тише, не поднимая панику в ночном клубе.

«Вроде переводчица, а кричит, как оперная певица», — вздохнул Эрвин.

Рейкин Павел Андреевич искренне считал, что все зло в этом мире творится из-за денег, и отчасти он был прав. В своем кабинете в следственном управлении он с нескрываемым интересом рассматривал длинноногую испуганную блондинку в бирюзовом брючном костюме и мужчину с внешностью киноактера, который к тому же имел гражданство Австрии, Германии и Америки.

— Знаете, очень странно, господин Ламар, что вы один смогли обезвредить эту банду.

— Я был не один, — ответил Эрвин.

— Я вижу, — хмыкнул следователь, оценив иронию иностранного гостя.

— Я ничем ему не помогла, фактически все время сидела под столом, — призналась Аня.

— Насколько мне известно, вы занимались переводом… Тоже из-под стола? — удивился следователь.

— Нет, сначала я сидела за столом, а потом по просьбе господина Ламара — под столом, — ответила Аня вполне серьезно.

— Я еще один момент не совсем понимаю. С какого иностранного языка и на какой вы переводили Олегу — российскому гражданину? — Следователь даже вспотел от работы мысли.

— С немецкого на русский, — покосилась на Эрвина Аня.

— Но вы, господин Ламар, говорите сейчас по-русски? Зачем вам понадобился переводчик?

— Это не я пригласил переводчицу, а Олег, решив, что я не знаю русского. Кстати, наша смекалка и игра с Анной в перевод помогли нам выкрутиться из весьма неприятной ситуации, — ответил Эрвин.

— Не знаю, помогла вам ваша игра или нет, но благодаря вам мы взяли того, кого давно искали. Олег Самойлов — не последний человек в наркобизнесе, жалко, что вы не продолжили раскручивать его дальше и не узнали других фамилий, — закручинился следователь, а Аня не смогла сдержаться от возмущения:

— Мы, то есть я могу говорить только за себя, я очень испугалась за свою жизнь! Мы мечтали ноги оттуда унести, мы не менты и не агенты, чтобы кого-то, как вы выражаетесь, «раскручивать»!

— Тише, тише, девушка! Не следует повышать на меня голос, я на работе! А вот чем занимаетесь вы, мы еще проверим!

— А что меня проверять? Я не занимаюсь ничем противозаконным, — пожала плечами Анна.

— Да… просто тихая, мирная переводчица, — сложил руки на груди Павел Андреевич, — только к «серым мышкам» такие авторитеты не обращаются! Они знают, что делают! Слишком много было поставлено на кон. Как Самойлов вышел на вас?

— Я не знаю, — оторопела Аня.

— Вот и я не знаю, так что не шумите здесь, вас еще предстоит проверить… Впрочем, как и вас, господин Ламар, — следователь перевел взгляд на австрийца, — может, вы раньше перевозили наркотики, раз Самойлов предложил вам эту сделку?

— У меня честный бизнес, — ответил Эрвин, холодно глядя в глаза следователю, — можете проверять что хотите, я дам указание своим бухгалтерам, заместителям и юристам. И почему Самойлов обратился ко мне с такой просьбой, я, как и моя коллега по несчастью, не знаю.

После непродолжительного допроса Аню и Эрвина выпустили на свободу. Выйдя на улицу, Аня вдохнула полной грудью воздух и посмотрела на часы.

— Могу я пригласить вас на чашку кофе? — спросил Эрвин.

— Нет.

— Не к себе домой, а в кафе? — продолжал настаивать он.

— Нет.

— Я подвезу вас, куда скажете.

— Нет.

— Есть ли какой-то вопрос, на который вы сможете ответить «да»?

— Нет, то есть если вы спросите, мечтаю ли я больше никогда вас не видеть, то я с радостью отвечу «да»! — Аня посмотрела ему в глаза и зачем-то показала язык, что выглядело совсем уж нелепо, учитывая, что ей не четырнадцать лет и что стоят они на ступеньках следственного управления.

— Раньше я ни у кого не вызывал столь негативного к себе отношения, — засмеялся Эрвин.

— Не сомневаюсь, — буркнула Аня, добавив: — Что поделать, видимо, вы стареете.

Эрвин расхохотался.

— И все-таки я хотел бы встретиться с вами еще раз.

— В первую нашу встречу вы предложили мне стать вашей липовой женой, а во второй раз приказали залезть под стол. Это не очень хорошая тенденция, — отметила Анна.

— Так дайте мне шанс все исправить в нашу третью встречу.

Аня понимала, что еще чуть-чуть, и она на все согласится, от этого ей стало совсем не по себе, потому она и злилась.

— Я не даю шансов.

— Никому? Или только мне?

— А это не ваше дело!

— Все-таки вы — заносчивая особа, — отметил Эрвин, встав так, чтобы загородить хрупкую Анну от ветра.

— Вот вы уже переходите к оскорблениям! Не привыкли к отказам?

— А вас это задевает? Уж не ревнуете ли вы? — подколол ее Эрвин, но Аня не отреагировала.

Она помахала ему ручкой и, гордо подняв голову, начала стремительно спускаться по ступенькам. Внизу Анна остановилась, обернулась и посмотрела на мужчину своей мечты.

— Чтобы вы не считали меня совсем уж свиньей, хочу сказать спасибо, благодаря вам я осталась жива. Вряд ли этот наркоторговец выпустил бы нас живыми. Так что спасибо! — Аня развернулась и застучала каблуками по асфальту, напоминая модель на подиуме, но выражение ее лица было как у следователя по особо важным делам, у которого явно что-то не сходиться в отчетах.

Неприятности Анны на этом не закончились, они нарастали день ото дня, как снежный ком, катящийся с высокой горы. Началось с того, что она напрочь разругалась с Лизой. Анна, как всегда, приехала к ней на своей «Хонде» нежно-салатового цвета, чтобы отдать перевод анкет двух женихов-иностранцев.

— Что-нибудь приличное? — спросила Лиза.

— Как всегда… одному сорок, но он считает себя мальчиком, несмотря на плешь на голове, и предъявляет целый перечень качеств, которыми должна обладать его подруга жизни. А там наряду с обычными: обслуживание и обстирывание своего господина, внесено несколько экзотичных пунктов. Например, при первом щелчке мужа жена должна позволять ему иметь ее, как он захочет. Прости, Лиза, это дословный перевод, ни убавить, как говорится, ни прибавить. Причем его не интересует в этот момент состояние ее здоровья. Грипп, головная боль и кариес — не помеха любви по первому щелчку! А вот если геморрой?.. Ой, извини, что-то я не то говорю… Вот требования нашего принца из знойной Бразилии. Причем для себя он оставляет право два раза в неделю не приходить домой ночевать.

— Ничего себе! — присвистнула владелица бюро.