Дни в Варшаве пролетели очень быстро, и опять был тихий Калиш. Отправив все документы и характеристики в Петербург, Маннергейм отбывает в Нарву, где 7 августа 1890 года начались большие войсковые маневры, на которых присутствовали Александр III и германский кайзер Вильгельм II.

В Нарве корнет Маннергейм был включен в состав учебной гальванической роты, которая вместе с гвардейскими саперами под командованием известного в то время военного инженера Ивана Тишкова обеспечивала развертывание войск в район Нарва — Ново-Пятницкое — Ямбург.

Здесь, на практике используя свои знания, полученные в Варшаве, корнет Маннергейм минировал переправы и мосты, руководил постройкой полевых фортификационных сооружений открытого и закрытого типа.

Вернувшись в полк, Маннергейм был назначен командиром саперной роты. Здесь же его ожидало приятное известие — письмо из столицы со штампом Кавалергардского полка. Председатель офицерского собрания полка прислал акт счетной комиссии, в котором 70 % офицеров одобряли включение Маннергейма в полк. Сопроводительное письмо говорило, что императрица Мария Федоровна как шеф кавалергардов дала свое согласие, но еще нужен был Высочайший приказ Александра III.

6 сентября 1890 года Маннергейм с радостью встретил прибывших в Калиш своих «николаевских зверей 1888 года» князя Георгия Эристова и Александра Самылова. Два дня в местном ресторане шло веселье, которое оплатил князь Эристов.

Высочайшее разрешение, но пока еще не приказ, на прикомандирование корнета барона Маннергейма к Кавалергардскому полку Александр III подписал только 26 октября 1890 года.

Через семь дней штаб Варшавского военного округа прислал телеграмму командиру 15-го драгунского Александрийского полка, в которой командующий войсками округа писал: «Приказываю командировать корнета барона Густава Карловича Маннергейма в Петербург для испытания по службе и дальнейшего перевода в Кавалергардский Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полк».

Проводы Маннергейма в столицу ознаменовались прощальным обедом. В последние минуты перед отходом поезда офицеры полка вынесли на перрон вокзала подносы с шампанским, доказав, что молодой корнет постоянно ошибался в оценке своих сослуживцев.

7 декабря 1890 года корнет Маннергейм приехал в Петербург и остановился в квартире своей крестной матери баронессы Скалон в Аптекарском переулке, где ему выделили комнату. Родственники общими усилиями собрали 3500 рублей, чтобы купить Густаву семь видов кавалергардской формы и необходимых к ней предметов — медной кирасы, каски, палаша, пристяжных шпор с «малиновым звоном». На Невском проспекте, 46, у знаменитого военного портного Карла Норденштрема Густав проявил чрезвычайную педантичность, чем удивил старого мастера. Барон требовал, чтобы все было предельно элегантно, «с иголочки». Один из лидеров кадетской партии, Гессен, вспоминая о своих встречах с Маннергеймом, называл его «породисто-изящным». Ему вторил знаменитый финский художник Галлен-Каллела: «С таким господином, как Маннергейм, всегда нужно выглядеть классом „люкс“».

Наиболее серьезно Густав отнесся к выбору двух лошадей, соответствующих требованиям строевой службы полка, — светло-гнедой масти. По росту они должны были быть только первой категории (свыше 1,5 метра), по степени породности — первого разряда, хорошего телосложения, ровного дыхания. Конский состав Кавалергардского полка с трудом комплектовали несколько заводов Дона и Украины. Большинство лошадей привозили из Германии. Одну лошадь Маннергейм купил у кавалергарда поручика Петра Арапова, вторую лошадь приобрели родственники. Хлопоты по экипировке и покупке лошадей были трудоемкими и дорогими, однако доставляли радость выходящему в гвардию.

Рано утром 7 января 1891 года, в тихий морозный день с легким снежком, корнет барон Маннергейм в николаевской шинели с бобровым воротником и полковой фуражке с красным околышем, слегка прикрытой башлыком, приехал в штаб Кавалергардского полка на Шпалерную улицу, 41. Доложив командиру полка генерал-майору Николаю Аркадьевичу Тимирязеву (1835–1906) о прибытии, Густав был прикомандирован, как офицер без штата, в первый взвод лейб-эскадрона полка. Командиром этого взвода был князь Василий Сергеевич Кочубей. Лейб-эскадроном же командовал ротмистр барон Евгений Гернгросс. Офицеры между собой называли его «золотым мальчиком» за три золотые медали, которые он получил в Первой петербургской гимназии, Пажеском корпусе и Академии Генерального штаба. Лейб-эскадрон, который служил образцом для всего полка, насчитывал четыре взвода (12 офицеров, 19 унтер-офицеров и 156 рядовых). Эскадронный праздник отмечался 1 октября. Была и своя эскадронная песня «Я вечор, моя милая, я в гостях был у тебя». В подразделении поддерживалась очень жесткая дисциплина. Солдаты предавались полковому суду даже за такие мелкие поступки, как продажа казенных перчаток. Тем не менее находиться тут многие почитали за честь. Вахмистр эскадрона Алексей Самарев служил в нем бессменно с 1880 до 1917 года. Николай II и вдовствующая императрица Мария Федоровна знати его лично и всегда персонально здоровались с ним.

20 января 1891 года начались зимние полковые будни молодого барона Маннергейма. Ежедневно в 7.45 утра Густав приезжал в полк, где его дни были расписаны строго по часам. С 8 до 12 — занятия с солдатами в казарме взвода на Захарьевской улице, затем завтрак для офицеров и обед для солдат. Холостые офицеры обязаны были завтракать, обедать и ужинать в столовой здания офицерского собрания. Денег на столовую у Густава постоянно не хватало, так что приходилось довольствоваться дешевыми солдатскими обедами (4 рубля в месяц), которые тайком приносил денщик Маннергейма Василий Батраков.

Затем занятия с солдатами продолжались, часто до 19–20 часов.

23 января 1891 года Густав заступил на свое первое дежурство по полку — удел молодых кавалергардов, которые еще не успели пристроиться к какой-нибудь полковой должности (заведующего оружием, учебной командой и др.). Этот день можно считать началом дружбы Маннергейма с корнетом князем Арсением Карагеоргиевичем, братом короля Сербии. Густав, как дежурный по полку, оформлял документы и отправлял князя на офицерскую гауптвахту за то, что тот не явился на занятия с молодыми солдатами. Несмотря на обстоятельства их первой встречи, князь и барон сохраняли дружеские отношения до самой смерти Арсения Карагеоргиевича в Белграде в 1930-х годах. Да и гауптвахта тогда была обычным явлением. Ни в одной армии мира не было столько внутренних нарядов, сколько их было в русской. Например, в феврале 1891 года в лейб-эскадроне ежедневно в нарядах находились 33 человека — целый взвод.

27 января 1891 года лошади Маннергейма были доставлены в офицерскую конюшню, где их внимательно осмотрели командир полка и командир взвода. Генерал-майор Тимирязев, уходя, бросил фразу: «Надеюсь, корнет, с вашими лошадьми вам будет не скучно». Действительно, лошади Густава только-только подходили к полковому стандарту.

Январь и февраль 1891 года были месяцами активной светской жизни столицы России, временем роскошных балов, представляющих редкий набор громких имен и изящных туалетов.