— Любовные романы.

Молчу. Романы тоже читаю, я в литературе всеядна.

— Твои впечатления о книге?

— Мне кажется, стиль автора уникален, неповторимый мистический реализм. Сначала было немного сложно, но потом я увлеклась.

Калинин ухмыляется, явно не разделяя мое мнение.

— Произведение своеобразное. Думаю, что критики его высоко оценили по причине того, что он описал реальные события угнетения рабочих на плантациях, когда эта тема была под запретом. Но сцены, связанные с войной, неправдоподобны. Остальное… — не договаривает, улыбаясь одними губами.

Я не согласна. Но не решаюсь спорить. Просто киваю и утыкаюсь в тарелку.

— Почему ты не доказываешь свою точку зрения? Мы же всего лишь беседуем. Ты же явно не разделяешь мое мнение, — с каким-то блеском в глазах спрашивает он меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Я предпочитаю не спорить с мужчинами.

— Хорошее качество для девушки, — всматривается мне в глаза, и я зависаю. Нет, его взгляд не стал теплее, наоборот, сделался очень холодным и тяжёлым, как металл, но было в нем что-то такое, что не позволяло отвернуться. Дыхание сбивается. Я не могу назвать Калинина красивым мужчиной. Он… статный, мужественный, но холодный, непроницаемый. Нордические черты лица.

Он сам меня отпускает, переводя взгляд на официанта, заказывая нам кофе. Мне – латте, себе – американо. Калинину кто-то звонит, он, извиняясь, отходит к бару.

Кофе приносят быстро. В красивой большой чашке с рисунком кленового листа на пенке. Отпиваю глоток – вкусно. Наверное, это самый вкусный латте, который я пила. Не знаю, в чем секрет, просто наслаждаюсь напитком, а сама думаю, что скажу Ире, когда вернусь. Ведь она начнет задавать вопросы. А я не хочу, чтобы меня обсуждала вся компания, я вообще не люблю всеобщего внимания к себе.

Не знаю, как так выходит, но чашка соскальзывает и переворачивается. Кофе заливает мои юбку и блузку. Горячо, но я быстро соскакиваю, стряхивая горячий напиток. Немного жжет, но это не страшно по сравнению с моим стыдом. Я залила белую скатерть, себя и бархатную обивку бежевого кресла, на меня все оглядываются, включая Калинина. Хочется провалиться сквозь землю или зарыдать от собственной неуклюжести и стыда.

Ко мне подлетает официант и, вместо того, чтобы сокрушаться над испорченной мебелью, спрашивает, насколько сильно я обожглась, протягивает льняную салфетку и предлагает проводить в дамскую комнату.

— Все в порядке? — позади меня раздается голос Калинина.

— Извините, — пищу я и быстро убегаю в туалет. Запираюсь там и с каким-то остервенением пытаюсь оттереть пятно, но оно расползается еще больше. Боже, какая я дура. Ну как так? Кожа на ногах горит, я вся заляпана и почти рыдаю.

Мою руки и не понимаю, как после всего этого мне вернуться назад. Я так перенервничала за этим чертовым обедом, что разлитый кофе мне кажется трагедией. Но я взрослый человек, и прятаться глупо.

Выхожу из туалета. Наш стол уже убран, скатерть и кресло заменены. Калинин ждет меня в баре. Он молча указывает рукой на выход, помогает надеть в гардеробе пальто и галантно открывает дверь.

— Простите, — еще раз пищу на улице.

— Тебе не за что извиняться. Ничего страшного не произошло. Прекрати бледнеть, — вроде подбадривает, а голос холодный. Мне становится холодно. Холоднее, чем есть на самом деле.

Нужно срочно позвонить Ире и попросить принести сменную одежду. Не успеваю сделать шаг вперед, как перед нами останавливается черная машина Калинина.

— Еще раз извините. Спасибо за обед, — хочу обойти машину, чтобы вернуться на рабочее место, но мужчина хватает меня за руку.

— Я отвезу тебя домой. А завтра выйдешь на работу в бухгалтерию, — безэмоционально сообщает он мне и открывает дверь.

И тут мне становится страшно. Ни один мужчина просто так все это делать для девушки не будет… А значит, придется расплачиваться. Завтра я не вернусь на эту работу.

Елизавета

— О, а ты почему не на работе? — спрашивает сонная Вера, проходя на кухню. На часах уже полдень. Она опять вчера работала до четырех утра.

— Чайник только закипел, я купила кофе и свежие слойки с яблоками, — указываю на стол, где стоит тарелка выпечки и банка растворимого кофе.

— Слойки, — Верка берет одну и с удовольствием откусывает. — Прощай, фигура, — усмехается она, косясь на ноутбук, в котором я ищу новую работу. Может, большинство бы и воспользовались шансом и расположением начальника, а я не готова. За все придется расплачиваться… Калинин не похож на сердобольного мецената.

— Ничего страшного, иногда можно.

— Тебе легко, ты не склонна к полноте. Сколько тебя помню, всегда стройная. А мне стоит понюхать что-то сладкое – уже плюс килограмм в боках, — говорит она, продолжая жевать слойку и делая себе кофе.

— Не преувеличивай. Ты хорошо выглядишь. Ну, и округлые бедра сейчас в моде.

— Округлые, а не жирные, — смеётся Вера. На самом деле она слишком критична к себе. Фигура у нее как песочные часы. Вера красавица. Я вообще завидую ее пышной груди. Ее троечка не сравнится с моими «малышками». Но мы, как истинные девочки, хотим то, чего у нас нет. Она завидует мне, я – ей. Но по-доброму, конечно. Так и живем. — Так, и почему ты не на работе? — интересуется она, садясь на кухонный диванчик и отпивая кофе.

— Я больше туда не пойду, — пролистываю вакансии и хмурюсь от того, что везде нужен опыт.

— Чего это? Что-то случилось? — ее вчера не было, когда меня снова привез домой Калинин.

— Случилось, — вздыхаю. Вера внимательно смотрит, ожидая продолжения. Рассказываю ей все, что случилось вчера. Подруга долго молчит, переваривая.

— А с чего ты взяла, что он имеет на тебя виды?

— Ты не понимаешь? Взрослый состоявшийся мужчина решил просто так пообедать и продвинуть по карьерной лестнице девушку с периферии, которая плачет над порванными колготками?

— Ммм… В том-то и дело. Что такие мужики встречаются совершенно с другими женщинами. Ошибочно полагать, что состоятельные мужики хотят таких, как мы. Делать им нечего. Им моделей подавай или актрис.