— Вау, а как тебе идет этот цвет, — восхищается Вера. — Покрутись, — делает знак пальцами. — А туфли! — Верка раскрывает коробку с черными лодочками. Вроде бы классика, но смотрится дорого. — Это же Manolo Blahnik! — визжит Вера.

— Кто?

— Ой, лучше тебе не знать. Я такую прическу тебе сделаю под это платье, твой Калинин сойдёт с ума.

— Вера... — глубоко вдыхаю и закрываю глаза...

Роман 

Премьера нового прочтения «Мастера и Маргарита» уже через час. Я не любитель, но думаю, Елизавете должно понравиться, по крайней мере, у меня сложилось о ней такое впечатление. Она довольно образованная и тонкая. Вежливая, тихая, скромная – это, наверное, и убедило меня остановиться на ней.

Не люблю опаздывать. Пунктуальность – мое основное требование к партнерам, подчиненным и даже к женщинам. Несобранные люди более развязны и несерьезны.

Ненавижу галстуки, бабочки и прочие удавки. Они меня душат. Поэтому надеваю черную рубашку с воротником-стойкой и брюки, откладывая графитовый костюм. Открываю ящик с аксессуарами и выбираю подходящие запонки.

— Культурная программа? Или как всегда – работа? — в гардеробную входит Марина. Она никогда не стучит и не спрашивает разрешения, где бы я ни был и чем бы ни занимался. И только ей я это прощаю.

— Культурная программа ради работы, — отзываюсь я, посматривая на нее сквозь зеркало. Надеваю запонку на левую руку, а вот с правой вожусь дольше.

— Давай помогу, — берет мое запястье и ловко застёгивает. — Графитовой цвет очень подходит к твоим глазам, — осматривает меня внимательно, склоняя голову.

— Ты уже говорила.

— Да, говорила… Когда-то давно, когда тебе нравилось все, что я говорю…

Поднимаю глаза, ловлю ее взгляд, всматриваясь. А там… Там давно пустота.

— Почему ты не носишь парик? — указываю глазами на платок в виде чалмы на ее голове. — Ты же хотела. Не понравилось качество?

— Я вдруг поняла, что не хочу носить на себе части других людей.

— Марина, это все лирика… — глубоко вдыхаю, надевая пиджак. — Ты принимаешь таблетки? — надеваю часы, взмахиваю рукой, призывая ее выйти из гардероба.

— Я принимаю таблетки, но не принимаю эту жизнь.

— Прекрати! — нервно выдаю. Я срываюсь только с ней. Как, в принципе, было всегда, только эта женщина могла вывести меня на эмоции. Смеется. Подходит к зеркалу и рассматривает себя, начиная водить пальцами по шрамам.

— Не нравится? Отпусти меня.

— Мы это уже обсуждали.

— Обсуждали… — разворачивается ко мне, подходит очень близко, хватает за ворот пиджака. — Меня не устроил исход нашей беседы, — шепчет, продолжая холодно улыбаться.

Обхватываю ее запястья, отрывая от себя.

— Я не меняю решений.

— Я все время задаюсь вопросом: с чего ты взял, что можешь вершить чужие судьбы? Кто присудил тебе статус бога?

— Ты ошибаешься, на бога я не претендую, мне давно заказан котел в ад.

— Как всегда прав, — ухмыляется Марина. — Вернёшься – загляни ко мне, сыграем в шахматы, — разворачивается и покидает мою комнату.

***

Отправляю водителя за девушкой, а сам открываю окно авто и дышу холодным осенним воздухом. Елизавета живет в типовой старой пятиэтажке. Рассматриваю дом, окна, балконы. Картина нищеты навевает воспоминания из детства.

Моя бабушка жила в таком же доме, на первом этаже, с палисадником, огражденным вкопанными шинами, окрашенными голубой краской. Она выращивала цветы и зелень. В шесть лет я оборвал нарциссы и подарил девочке, за что получил шлангом от стиральной машины «Чайка».

На лавочке возле подъезда сидит парочка местных алкашей, о чем-то споря, рядом с ними бегает маленькая, грязная собака, клянча закуску. А я вижу на месте одного из них своего дядьку Геныча, пересидок еще тот. Начал свою карьеру с малолетки. И ведь умный был мужик, но не смог найти свое место в жизни. Так и подох в тридцать пять лет, выпив залпом пол-литра чистого спирта.

Закрываю окно. Откидываю голову на спинку кресла, прикрываю глаза и глубоко дышу. В машине пахнет натуральной кожей и моим парфюмом, но у меня в носу стоит стойкий запах раннего детства.

Запах, который я ненавижу.

Противоположная дверь распахивается. Девушка медлит какое-то время, словно решается, но все же садится рядом. Водитель закрывает дверь и спешит за руль.

— Добрый вечер, — так тихо пищит она.

— Добрый, — киваю.

Машина трогается, девушка сглатывает, смотрит вперед и, кажется, вовсе прекращает дышать. Но она здесь, со мной, и мне бы ускорить всю эту возню с романтикой. Я заточен на деловые отношения, если хотите, на рыночные. Мне проще заключить контракт, где каждый четко знает свои обязанности.

Осматриваю Елизавету. Из-под пальто струится изумрудное длинное платье в пол. Замысловатая прическа, несколько прядей выбились на плечи. Минимум косметики, губы розовые, матовые. Симпатичная. Приятная.

Глубоко вдыхаю: какой-то дешёвый цветочный дезодорант перебивает собой ее естественный запах. В общем, если эту мышку немного переформатировать и упаковать в дорогую упаковку, у нас может все получиться.

— Как ты относишься к Булгакову? — интересуюсь я, заполоняя тишину. Девушку нужно расслабить, иначе мы очень долго будем ходить вокруг да около, а у меня нет столько времени.

— Мы едем на премьеру? — ее глаза немного загораются. Приятно удивлён ее осведомленностью. Не глупая, что уже радует. У Валерии все-таки наметан глаз.

— Да, надеюсь, тебе понравится, — киваю. Что там еще делают с девочками, чтобы очаровать? Не знаю, да и знать не хочу. Этот этап в моей жизни давно прошел. Да и не было его вовсе. Нет, я не хам: ресторан, театр приятный вечер, подарки – пожалуйста. Но это все в процессе, во время отношений, а не «до», чтобы не терять время. Нужно давить на девушку, у нас максимум недели две.

Девушка расстёгивает пальто. Дышит. Страх, конечно, движущая сила, но ее страх и скованность нам только мешают.

— Ты прекрасно выглядишь, тебе идет.

Глаза у нее в тон платью – зеленые; нос вздернутый, щеки круглые, нижняя губа немного пухлая. Волосы русые, пшеничные. Миловидная. Похожа на девочку. Этот изумруд можно огранить.

Будем работать.

— Спасибо. И за платье спасибо… И за туфли… Но не стоило…

— Мы, кажется, уже определились, что я сам решаю, что мне стоит делать. Научись принимать что-то от меня просто с благодарностью, без «но».

Елизавета долго молчит, отворачиваясь от меня к окну. Сама не замечает, как обтирает ладони о пальто. Нервничает. Хочет поспорить со мной, но не решается.