Не было здесь ладьи и не было никогда… Дедуль, я не ОстапБендер, чтоб фигуры с доски воровать, — не довольно заявил юноша. — Зачем врать, юноша, или мне стоит обращаться к вам как Псих? — сказал старик, пристально глянув на юношу, сидевшего перед ним. Одет он был в теплое красное пальто, застегнутое только на две верхние пуговицы и только для того, чтобы держать его на плечах, белая рубаха, синие джинсы, белые кроссовки, взъерошенные волосы. Он был бы больше похож на подростка лет 16–17, если бы только не его взгляд, который выдавал его возраст. — Ты же в курсе, что я просто так не прихожу, — вернув ладью на место, подметил Псих, передвинув пешку. — Да, если бы я был не в курсе, то в чём тогда смысл, — сделав ход слоном, старик продолжил, — Смысл есть везде и во всем, главное не потерять свой смысл. — Твоя псина не может и минуты просидеть на жопе ровно, — съев королевой белую пешку, Псих недовольно смотрел на старика. — Ни в коем случае, он ведь безобидный, ты же знаешь… — поставив шах слоном, сказал старик, — Хм… Вам шах, Остап Бендер… Ха-ха. — Тцс… — перекрывшись ладьёй, Псих сказал, — Скажи мне, на кой эта игра, ты ведь прекрасно знаешь, кто выиграет. Старик, не поднимая взгляда на Психа, сказал, держа фигуру коня: — На кой, не на кой, это не суть важно. Я всего лишь старик с маской болотной стихии и это уже не мне гнаться за победой, за знаниями, я своё прожил. — Для общества ты был просто звездой, — сказал Псих, раскинув руки. — Да… Вот я кое-что забыл, — сказал старик, ходя пешкой. — И что с того? — вопросил Псих, съедая королевой ещё одну пешку. — Знаешь ли ты, что роль человека уже предрешена с самого рождения? — сказал старик, сходив конём. — В смысле? — вопросительно задался Псих, съев королевой пешку. — Ну смотри… Вся жизнь — это одна большая дорога, которую прокладывает человек, но не он один. Его прадед, прабабушка, его дед, бабушка, отец и мать, сам человек, его дети, дети его детей и, на конец, дети их детей. Все прокладывают эту дорогу. И роль человека прокладывать её, а когда родится ребёнок, он будет учить его прокладывать дорогу, а когда у его дитя родятся дети, он уже будет учить их прокладывать дорогу, и так из поколения в поколение. И всё это для того, чтобы вся семья, идущая по этой дороге, имея знания предков, могли собраться вместе воедино, даже после смерти. Ведь человек строит эту дорогу не для общества, не для "Родины", а в первую очередь для своей родины¹, для своих детей, детей их детей, детей их детей его детей, и так далее. — Старик вёл монолог, двигая фигуры по мышечной памяти. Пока старик излагал свой монолог, Псих ходил своими фигурами, внимательно слушая своего оппонента, видя в его глазах боль, грусть и печаль. Ведь этот старичок уже потерял всех тех, кто мог бы принять его опыт, продолжить его род. И Псих искренне понимал этого человека, но сочувствовать ему он не мог, ведь вряд ли он хотел бы услышать слова сочувствия от того, кто проводит души в последний путь. — Скажите… — подняв взгляд на Психа, старик спросил, — Смогу ли я встретитьсвою семью? — Я… не знаю, не мне это решать, — сказал Псих, ставя мат королю. — Мне поставили мат. За всю мою жизнь это мой первый проигрыш в карьере, но из-за неё я забыл кое-что очень важное — имя своей дочери……. — сказав эти слова, старик уснул непробудным сном, и больше он никогда не проснётся. *Вот так и погасла ещё одна звезда в мире людей. Спите спокойно, пусть ваша семья ждёт вас там, где нет людских проблем*,— размышлял Псих, закрывая лицо старика маской, и уходя, сказал: — Прощай, мой старый друг. Он проходил мимо кустов, как цветки начали увядать. Псих не обратил внимание на это, пока его взгляд не столкнулся со взглядом Влада, его взгляд недовольно буравил Психа. — Чего тебе? Братец. — Псих смотрел на Влада, стараясь не смотреть ему в глаза. — Не брат ты мне. — Влад следил за движениями Психа, попутно продумывая как бы его убить в случае чего. Псих и Влад стояли около пяти минут, до тех пор, пока Влад не спросил: — Как давно это было?.. Наша встреча? — Не помню, помню, что это была ранняя осень… — отвечая, сказал Псих, и тут же спросив, — А что? — Да так, задумался, как давно я тебя терплю. — сказал Влад, не сдерживая своё поле. — Оу май, силой решил померяться? Ну давай, я не проиграю, — сказал Псих, активировав поле. Тропа под ногами, небо, растения изменились под воздействием двух разных сильных полей. Красное поле превратило тропу в красную кашу, напоминающую месиво из плоти, деревья засохли, покрывшись белой коркой, больше напоминая кости чем деревья, листья на них обратились в кровавое подобие из крови, цветы, завянувшие до этого, осыпались зубами на бывшую тропу. Подругую сторону чёрная как смоль тьма полностью поглотила всё, что было в окружении, будто свет солнца даже не прикасался к ней, не было видно ничего: ни деревьев, ни тропы, ни кустов цветов — только небо ещё отдавало сероватым, но это никак не освещало тьму. Между двумя полями была красно-черная полоса, которая не стояла на месте, пытаясь склониться к красному или к чёрному полям. Псих слегка двинул палец в сторону, как поле увеличило давление, начто Влад ответил, высунув руку из кармана, поправив шарф; граница полей придвинулось практически в упор к Психу. Тот не стал отступать, согнув локти и сжав кулаки. Граница сдвинулась на 50 сантиметров в сторону Влада. Влад вытянул руку и выпрямил ладонь. Поле Влада тут же поглотила поле Психа, и тот упал на колени от давления. — С..Ст…Ста… Стабилизация! — выкрикнул Псих и его поле вернулось, откинув границу к Владу. Смотря на уставшего оппонента, Влад, выплюнув жвачку в мусорку, спокойно сказал: — Стабилизация, — поле Влада поглотило поле Психа и пригвоздило того к земле. — Сдаюсь, — сказал Псих, прижатый к земле. Влад убрал поле, и всё вернулось к норме. Псих еле-еле встал на ноги и, смотря на Влада, отряхивался от пыли. Влад, достав пачку сигарет, достал две и протянул пачку Психу. Тот, нехотя, взял одну, достал зажигалку и закурил, Влад тоже закурил одну сигару, а вторую дал в руки старику, и подожгя её, он вызвал Погребальных Сов². Псих, куря сигару, спросил у Влада. — На кой хрен ты позвонил этим стервам в