музыке сказочное волшебство? Чайковский одним из первых ввёл в симфонический оркестр пленительный, «тающий» звук челесты – нового музыкального инструмента. Кроме челесты, в «Щелкунчике» зазвучали арфа, колокольчики, треугольник, создавая то тревожное, то игровое настроение. Кажется, от этой музыки в зале возникает запах рождественской ёлки, запах конфет… Игровое начало в «Щелкунчике» представлено щедро. «В первом действии «Щелкунчика» очень мало что происходит, но аудитория этого не чувствует: перед ней радуются, ссорятся, танцуют и шалят дети, возня которых искусно и забавно сплетается с чопорным весельем взрослых». – писал Ларош. Всё так – веселье, игра. И тут же – сражение со злом, размышления о жизни и смерти, о тающей сказке детства, присущие сказкам Гофмана, а ещё – Ганса Андерсена, Вильгельма Гауфа…

Перед премьерой 1892 года Петипа, скептически относившийся к идее этого балета, приболел, а может быть, – дипломатично устранился от «Щелкунчика». Премьерный спектакль подготовил балетмейстер Лев Иванов. Критика (за исключением прозорливого Лароша) холодно приняла слишком сложный, далёкий от штампов балетной музыки, спектакль, в котором танец не во всём соответствовал музыкальной сути. Но публика «Щелкунчика» полюбила.

Пожалуй, ни один балет не сравнится со «Щелкунчиком» по богатству и разнообразию запоминающихся, удивительно проникновенных мелодий, которые обрели вечную популярность. Чайковский погружает нас в пёстрое разнообразие танцевальных стихий.

Лучше всех это осмыслил всё тот же Ларош: «В Заключении «Щелкунчика» авторы устроили пеструю этнографическую выставку (танцы: испанский, арабский, китайский, русский трепак, французская полька и контрданс). Чтобы написать эти танцы, Чайковский не стал заниматься музыкальной археологией, не зарылся в музеи или библиотеки; он сочинил такую музыку, какую захотел. И, например, его китайцы обошлись без всяких признаков китайской музыки. Общее впечатление – восхитительное».

В Большом театре впервые поставили «Щелкунчика» во время Гражданской войны – в голодном и холодном 1919-м. Горский стремился создать праздничный детский спектакль – и это была непростая задача. В Москве свирепствовал сыпной тиф, артисты подолгу болели. И всё-таки москвичи увидели «Щелкунчика» – с ожившими ёлочными игрушками и фарфоровыми статуэтками, с вереницей дедов Морозов, которых Горский выпустил на сцену, со счастливым финалом. Трудно представить, с каким трепетным чувством воспринимали дети и взрослые праздничную атмосферу сказки в страшные месяцы войны и разрухи… Но счастье было недолгим: через год сгорели декорации спектакля. Потом спектакль возобновили, но ненадолго. Куда более счастливая судьба сложилась у спектакля 1939 года балетмейстера Василия Вайнонена. Это был новаторский «Щелкунчик». Во-первых, либретто русифицировали – в духе предвоенного патриотизма. Вместо Клары и Мари предстала русская девочка Маша.

Во-вторых, партию Маши исполняла прославленная балерина Марина Семенова, на выступления которой невозможно было «достать» билеты. Щелкунчика танцевал – и, по свидетельству современников, неподражаемо – Алексей Ермолаев. У Вайнонена получился масштабный, эффектный спектакль – не в последнюю очередь благодаря фантазии художника Владимира Дмитриева. На сцене царила атмосфера грёзы, в которой органично оживали кукольные герои.

Ещё более знаменита версия 1966 года, не сходящая со сцены и поныне. Балетмейстер Григорович сделал ставку на блистательный дуэт: Маша – Екатерина Максимова, Принц-Щелкунчик – Владимир Васильев. Григорович искал гармонию между музыкой и сюжетом, между тёмной и светлой стороной философского балета, размышлял о недостижимости счастья… Многие считают этот балет вершиной творчества балетмейстера. Будучи учеником балетной школы, Григорович выходил на сцену Кировского театра в «Щелкунчике» и особенно любил новогодние спектакли, когда, по традиции, в первом акте, в глубине сцены, для детей на стол ставили настоящие, не бутафорские угощения – лимонад, бутерброды. День рождения Григорович отмечает 2-го января – тоже в атмосфере новогодних праздников. Для него это сокровенные дни и сокровенный балет. Всё-таки не случайно именно Григорович превратил «Щелкунчика» в обязательное новогоднее украшение Москвы.

Из современных танцовщиков чаще других танцевал Принца-Щелкунчика в новогодних спектаклях Николай Цискаридзе. В детстве он впервые побывал в Большом именно на «Щелкунчике» – и заявил, что когда-нибудь будет танцевать «дядю в красном» – Щелкунчика. Так и случилось в январе 1995 года. Так совпало, что для Николая Цискаридзе, как и для Юрия Григоровича, рождественские дни являются вдвойне праздничными: 31 декабря артист отмечает день рождения – и, начиная с 1995-го, почти регулярно это происходит на сцене Большого. Для него и для поклонников балета получается тройной праздник: Новый год, день рождения танцовщика и рождественский балет Чайковского. Грустный и светлый балет о беззаботном детстве и о взрослении души.

На закате империи

В последние годы XIX века балетную жизнь Москвы оживил молодой Александр Горский. До Горского несколько десятилетий Большой театр редко радовал любителей балета знаменательными премьерами. Талантливый балетмейстер подарил Москве балеты Чайковского, «Раймонду» Александра Глазунова. С Горским сотрудничали талантливые художники – Константин Коровин, Александр Головин. В его балетах раскрылся талант Любови Рославлевой и Михаила Мордкина. «В гармонии движений, линий, целомудренного взгляда, чистой улыбки чуялась душа красивая, чистая и прекрасная», – писали о Рославлевой, о первой московской Авроре в «Спящей красавице». Пресса бывала к Горскому строгой, но он вернул московских театралов в балет. Балет Большого театра времён Горского выдерживал конкуренцию с выступлениями Фёдора Ивановича Шаляпина в опере, со спектаклями Константина Сергеевича Станиславского в Художественном театре…

В начале ХХ века не было в нашем искусстве более яркой личности, чем юная Анна Павлова. В первый раз несравненная петербургская балерина танцевала на сцене Большого в 1903-м году. В Москве она нашла не менее восторженных поклонников, чем в Петербурге.

В декабре 1905 года Горский поставил свой вариант балета «Дочь фараона», полностью переработав старый знаменитый спектакль Петипа. Анна Павлова, заинтересовавшись этим экспериментом балетмейстера, приехала в Москву, чтобы 15 января 1906 года выступить на сцене Большого, в главной роли в этом балете Горского. Её партнером стал Михаил Мордкин. В своих воспоминаниях, написанных в 1925 году в США, он рассказал о том огромном впечатлении, которое на него произвела Павлова. Артистичный, статный Мордкин произвёл не меньшее впечатление на прославленную балерину. Его называли «Гераклом балетной сцены», сравнивали с гладиаторами и античными статуями. Он с поразительной лёгкостью выполнял поддержки – и Павлова на его фоне казалась особенно лёгкой и воздушной. Именно Мордкина – любимца московских дам – Павлова, несмотря на ревность мужа, Виктора Дандре, выбрала на роль постоянного партнёра для гастролей по Европе и Америке. Начинались десятые годы ХХ века – время войн и революций.

…В 1917 – 20-м Большой театр воспринимали не как храм искусств, а как арену революционных политических форумов: в его стенах провозглашали рождение новой страны – СССР. Какие только представления не шли в Большом в двадцатые годы. Балет и оперу потеснили кинофильмы, чтецкие программы, эстрадные концерты,