— Когда ты умрешь, Билли не позволит нам оставаться в Хай-Уэлде. Он нас выгонит.

— Ты не можешь этого знать, — возразил Хэл.

— Нет, могу, — убежденно сказал Том. — Он мне сам об этом говорил, и говорил серьезно.

— Тебе придется самому прокладывать дорогу в жизни, Том. Поэтому тебе нужно быть умным и крепким. Поэтому я иногда так строг с вами, даже строже, чем с Уильямом. Ты должен уметь защищаться, когда меня не станет.

Он замолчал. Может ли он объяснить им?.. Ведь они еще так молоды! Надо попытаться. Это его долг.

— Закон о первородстве принес Англии огромную пользу. Если после смерти каждого англичанина его землю делили бы между детьми, очень скоро страна раздробилась бы на множество крошечных бесполезных участков, которые не могли бы прокормить даже одну семью, и мы превратились бы в нацию нищих и попрошаек.

— Так что же делать? — спросил Том. — Нам, которых выставят за дверь?

— Вам открыты дороги в армию, флот и церковь. Вы можете стать купцами или колонистами в какой-нибудь далекой земле за океаном и добыть больше сокровищ и богатств, чем унаследует от меня Уильям.

Мальчики долго думали.

— Я стану моряком, отец. Буду ходить по морям, как ты, — произнес наконец Том.

— А я пойду с тобой, — подхватил Дориан.

Сидя в переднем ряду в домовой церкви, Хэл Кортни имел все основания быть довольным собой и окружающим миром. Он смотрел на старшего сына, ожидающего у алтаря. Маленькое здание заполняла органная музыка. Уильям был поразительно красив и эффектен в костюме, который выбрал для венчания. На этот раз он отказался от своего мрачного черного одеяния. Воротник у него был из тончайших фламандских кружев, а жилет зеленого бархата расшит золотым узором. Рукоять шпаги украшена камнями. Большинство собравшихся женщин глазели на него, девушки хихикали и шепотом обсуждали его внешность.

«О лучшем сыне я не мог бы просить», — говорил себе Хэл. Уильям отличился и в учебе, и в спорте. Преподаватели в Кембридже хвалили Уильяма за прилежание и способности, а спортивные достижения и умение ездить верхом принесли парню широкую известность.

Вернувшись в Хай-Уэлд после обучения, Уильям доказал свои превосходные качества и как предприниматель.

Хэл все меньше внимания уделял управлению имением и оловянными шахтами, пока мало-помалу почти полностью не отказался от вмешательства в повседневное руководство семейными предприятиями. Если что-то и тревожило Хэла, так это жесткость Уильяма в переговорах и жестокость в обращении с работниками. Не раз в шахтах гибли люди, которые могли бы уцелеть, если бы их безопасности уделялось чуть больше внимания, а на усовершенствование оборудования и способов доставки руды тратилось чуть больше денег. Но в последние три года прибыль от шахт и имения почти удвоилась. Это служило достаточным доказательством деловых качеств Уильяма.

Теперь же он заключает и блестящий брак.

Конечно, к леди Элис Гренвилл его подтолкнул Хэл, но Уильям принялся ухаживать за ней и за очень короткое время так увлек девицу, что она убедила в допустимости этого брака отца, хотя поначалу тот возражал. Ведь Уильям все-таки не знатный дворянин.

Хэл посмотрел на графа, сидевшего в первом ряду через проход. Джон Гренвилл на десять лет старше его, это худой мужчина, одетый в простой костюм, какой не пристало носить одному из крупнейших землевладельцев Англии. Темные глаза теряются на землистом лице. Он поймал взгляд Хэла и кивнул, ни дружелюбно, ни враждебно, хотя, когда речь заходила о приданом Элис, они не раз обменивались колкостями. В конце концов девушка принесла в приданное фермы Гейнсбори, свыше тысячи акров, и десять работающих оловянных шахт в Восточном и Южном Рашволде. Спрос на олово казался неутолимым, и эти шахты присоединились к шахтам Кортни, которыми так успешно управлял Уильям.

Теперь, когда у шахт единое управление, доходы возрастут, а стоимость подъема руды снизится. И это не все приданое Элис. Последнее, что удалось выманить у графа, доставляло Хэлу даже больше радости, чем все остальное: пакет акций Английской Ост-Индской компании, двенадцать тысяч обычных акций с правом голоса. Хэл и так уже один из крупных держателей акций и управляющий Компании, но теперь он становится самым влиятельным человеком в совете после председателя, Николаса Чайлдса.

Да, у него есть все причины торжествовать. Так почему же какое-то странное чувство омрачает праздник, словно песчинка попала в глаз?

Порой, когда Хэл едет верхом по береговым утесам и смотрит на холодное серое море, ему вспоминаются теплые лазурные воды Индийского океана. Часто, выпуская сокола и следя за его стремительным полетом, он мысленно возвращается под высокое голубое небо Африки. По вечерам он снимает с полок библиотеки свои карты и часами разглядывает их, читая надписи, сделанные им двадцать лет назад, и тоскуя по голубым холмам Африки, ее белым пляжам и могучим рекам.

Однажды, совсем недавно, Хэл проснулся в поту и смущении. Сон был очень ярким, трагические картины очень отчетливыми. Она снова была с ним, золотистая девушка, ставшая его первой искренней любовью. Она снова умирала у него на руках.

— Сакина, любовь моя. Я умру с тобой. — Говоря это, он чувствовал, как разрывается его сердце.

— Нет. — Ее милый голос звучал все тише. — Нет, ты будешь жить. Я была с тобой столько, сколько мне позволено. Но тебе судьба готовит особое предназначение. Ты будешь жить. У тебя родится много сильных сыновей, которые спустя десятилетия сделают эту землю своей.

Хэл склонил голову на грудь и притворился, что молится, на случай, если кто-нибудь заметит его слезы. Немного погодя он открыл глаза и посмотрел на сыновей, чье рождение Сакина предвидела много лет назад.

Том похож на него больше прочих, духовно и телесно, рослый, светловолосый, сильный для своих лет, с глазом и рукой воина. Он беспокоен, его быстро утомляет любое дело, требующее длительной и тщательной сосредоточенности. Ученым ему не быть, хотя ему хватает сообразительности. Внешне он приятен, хотя и не красив: у него слишком широкий рот и большой нос, но лицо сильное и решительное, с тяжелым подбородком. Синяки на лице теперь побледнели и пожелтели, но в характере Тома — не думая о последствиях выйти против кого-нибудь вдвое старше и сильнее его.

Хэл знал правду о столкновении в лесу — Уильям рассказал ему о Мэри, девушке-посудомойке, и та, горько плача, во всем созналась.

— Я приличная девушка, сэр, видит Бог. Я ничего не украла, он напраслину возводит. Мы забавлялись, ничего дурного. А потом в церковь пришел мастер Уильям. Он обзывал и бил меня.

Она со слезами задрала юбки, чтобы показать рубцы на бедрах.

Хэл торопливо сказал:

— Прикройся, девушка.

Он догадывался, что она отнюдь не невинна. Хэл и раньше замечал ее, хотя обычно не обращал внимания на два десятка женщин, работающих в большом доме, — дерзкий взгляд и зазывно выпирающие ягодицы и груди Мэри трудно было пропустить.