— Вы у нас знаменитость, — Наденька принесла Травину тарелку с пшённой кашей и кусок хлеба с маслом, задержалась в палате, уселась на краешек кровати и смотрела, как Травин ест, — как же, из-за любви пострадали.

— Давай на «ты», — предложил ей Сергей, — а то каким-то пережитком буржуазного прошлого себя чувствую. Из-за какой любви?

— Так этот, кто в вас… в тебя стрелял, он же думал, что ты невесту у него увёл.

— Невесту? — с Варенькой Лапиной, учительницей Лизы, они расстались не очень хорошо, но это произошло буквально на днях, и никакого жениха у неё не было.

— Глашу.

— Какую Глашу? — тут уж Сергей ничего не понимал.

— Почтальоншу вашу, ну или кем она работает.

— Кассиршу.

— Да. В общем, она пропала.

— Так, — Травин внимательно посмотрел на Наденьку. — Ты с чего взяла, что Глаша пропала? Это раз. И второе, раз уж ты всё знаешь, расскажи-ка, почему в меня кто-то стрелял?

— Вот ты непонятливый, — Наденька прыснула, сморщила носик. — Сильно головой ударился о колонну, видать. Я же сказала, у Глаши был жених, который в тебя стрелял, потому что думал, что она с тобой сбежала. А потом оказалось, что не с тобой, и Лакоба уже два раза приходил извиняться, очень беспокоился, что ты помер.

— Лакоба — это жених? — уточнил Сергей.

Наденька кивнула.

— И следователь приходил, но только один раз. И ещё Фомич из второй городской заходил, санитар, очень они с доктором ругались, мол, лечат тебя неправильно.

— Так ты Фомича знаешь?

— Когда на курсах в морг ходили, там он нам показывал всё. Ой, и девочка твоя как узнала, что тебя ранили, так отсюда только на занятия и уходила.

— Лиза?

— Она.

— Я ей всыплю, — пообещал Травин. — Так что, ревнивец этот Глашу-то нашёл?

— Так нет же, пропала она. Следователь потому ещё и приходил, что ищут.

— Погоди, — Сергей отставил тарелку. — Как фамилия следователя?

— Матюшин Ваня. Иван Сергеевич. Он мой старший брат, — видно было, что Наденька своим братом очень гордится. — Только это секрет, ну про то, что Глашу ищут, никому не говори.

Травин улыбнулся — второй пациент лежал на кровати и храпел.

— Могила, — пообещал он. — А у брата твоего в здании окрсуда кабинет или в прокуратуре?

Из окружной больницы Травин вышел через только следующим утром, от Черницкой даже здоровые люди так просто не уходили. В кармане у него лежали выписной эпикриз и рекомендации на двух страницах. Пуля прошла по касательной, попутно разорвав стопку антирелигиозной литературы, при падении Сергей ударился головой и потерял сознание, а потом, на следующий день, сердце начало работать с перебоями. Аритмия, по мнению докторши, могла вернуться в любой момент, Травину запрещалось резко двигаться, приседать, поднимать тяжести и волноваться. Есть полагалось сливочное масло, хлеб и каши, а мясо и рыбу ограничивать. Когда Сергей рассказал врачу про свою контузию, Черницкая вздохнула.

— Вам, Сергей Олегович, вообще надо вести себя очень осторожно. Повреждения мозга иногда даже на рентгеновских пластинах трудно заметить, но они есть, и никуда не денутся, а ушибы сердца — ещё опаснее. Так и быть, отпущу вас, но чтобы в эту пятницу непременно пришли ко мне на обследование. И если в груди колоть будет, боли, даже стеснение обычное, круги перед глазами — мигом к нам, не раздумывая.

Травин согласился, только чтобы поскорее из больницы выбраться, и решил, что вполне может своё обещание не сдержать. Но Елена Михайловна так не считала, она сделала пометку в тетради с красной дермантиновой обложкой, обвела запись красным карандашом и поставила восклицательный знак.

Хорошая меховая куртка была немного подпорчена, вырванный кусок кожи на груди обозначал то место, где прошла пуля, остановленная антирелигиозной литературой. Окружная больница стояла между Красноармейской набережной и Интернациональной улицей, Сергей подумал было взять извозчика, но на улице потеплело, солнце припекало так, что он вспотел, добравшись до моста через Великую, а там до почтамта было рукой подать.

Сергей заглянул на работу и убедился, что Циммерман всё держит под контролем.

— Мы уж думали, всё, новое начальство ждём, а ты вон, жив-здоров, — Семён был всё в той же привычной кофте, он читал журнал «Звезда» с последней главой романа Юрия Тынянова, но ради такого случая его отложил, хоть и с неохотой. — Следователь к нам приходил вчера, Глашей интересовался. Что с ней?

— Да вот сам хочу выяснить.

— Загуляла Глашка, — авторитетно хлопнула ладонью по столу Марфа Абзякина, авторитетная работница почты. Женщине было за сорок, она пережила трёх мужей и всё про всех знала. — Не в первый раз, с Покрова, считай, держалась, но своё природа взяла. Ох и слаба она по мужской части, как нагуляется, объявится.

Остальные с интересом прислушивались, видно было, что в версию Абзякиной они хотят верить больше, чем в то, что с их коллегой что-то случилось.

— Вон, Зойка знает. Зойка, где твоя подруженция гулящая?

Зоя Липкина заявила, что тоже не знает, где Глаша, но с Марфой согласна, есть за её подругой такой грешок, хотя с тех пор, как она с видным мужчиной из таможни связалась, вроде за ум взялась. Сам факт пропажи сотрудницы почтамта отошёл на второй план, все дружно начали обсуждать её моральные качества, Травин решил, что в этом он им не помощник.

— Забегу к следователю, потом домой — отлежусь, — сказал он Семёну. — А вам на разговоры даю десять минут, потом — за работу. И если жирное пятно опять в журнале поставишь, деньги подписчику возместишь.

Небольшие города удобны тем, что все солидные учреждения располагаются друг от друга в нескольких шагах. Выйдя из почтамта, Травин за две минуты дошёл до здания бывшего дворянского собрания, которое теперь занимал окрсуд, и выяснил, что следователь находится на очень важном и особо ответственном задании, а потому принять посетителя не может.

— Не положено, — заявил служащий суда, старичок с козлиной бородкой и тонким горбатым носом, сидящий за конторкой при входе. — Это каждый начнёт от дела отрывать, а тут события государственной важности. Вы, гражданин, запишитесь, а потом являйтесь в назначенное время.

Травин спорить не стал, остался стоять, глядя на конторского сверху вниз. Служащий сначала уткнулся