Монстры тьмы подходили все ближе, хотя гостиная была полна света.

– Нам нужно как минимум трое для спасения Леонарда, – продолжал Чарльз. – Джон не может нас сопровождать. Он не имеет этой способности… Я и Майкл просим вас, Мэри, о помощи.

«Я так рад, что ты не испугалась»,– эхом звучали в ее ушах слова Лео.

«Но мне страшно. Безумно страшно. Я не хочу опять ощущать… ЭТО».

– Пусть это в первый раз, но ты справишься, малыш, – Майкл положил руку ей на плечо.

– Ничего подобного! – выпалила Мэри, дернувшись в сторону. – Я только вчера научилась входить в невидимость, а тут уже и бестелесность… я не могу… и я ничего не понимаю. Откуда вы знаете про меня… все это?

Она нервно прошлась по комнате и чуть не упала, запнувшись о ножку кресла.

–Ну-ну, – сказал Майкл, подхватывая ее за локоть.

Мэри вырвалась и зло посмотрела на него.

– И я тебе не малыш!

– Еще мы знаем, – с ноткой безжалостности продолжал Чарльз, – что ваши родители работали в службе разведки Великобритании и погибли при исполнении своего задания.

Мэри вперилась жадным взглядом в мистера Даррстоуна.

«…Родители…»

Майкл и Джон тоже смотрели на Чарльза. Полминуты – и Майкл занялся перетасовкой карт у журнального столика, а Джон сделал вид, что проверяет, плотно ли задернуты занавески.

– Майкл ведь говорил вам, что мы являемся в некотором роде сыскным агентством невидимов? Мы плотно сотрудничаем с разведкой и имеем возможность получать сведения об их сотрудниках. В строго конфиденциальном порядке, – строго посмотрел на Мэри Чарльз.

Она ответила твердым взглядом; если бы можно было по-настоящему измерять твердость взглядов, об этот ее взгляд можно было бы разбить стакан.

– Я не могу вам помочь.

– Почему вы отказываетесь?

– Пусть Джон это сделает.

– Отец уже сказал вам… – мягко произнес Джон, оставляя в покое занавески. – Я не умею входить в бестелесность.

– Но вы же – невидим!

– Не все невидимы умеют входить в бестелесность. И многие из тех, которые умеют, предпочитают этого не делать… иначе Джеймс Бондов было бы пруд пруди. Или привидений. Кому как угодно.

«Его немного заносит, как и отца».

– И почему же они предпочитают не делать этого? – спросила Мэри и осеклась.

«Темнота и пустота…»

– Их пугают сложность и энергозатратность перехода, – пояснил Чарльз. – Риск не вернуться.

– Так! И вы полагаете, что меня это все не заботит? Риски и переходы? Почему я-то должна согласиться? – она перешла на крик и, кажется, вырвала на себе клок волос.

На комнату снизошло молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов на каминной полке.

– Потому что иначе Лео умрет, – тихо сказал Майкл.

– Мне надо подумать, – быстро произнесла она.

– У нас мало времени! – взорвался Чарльз, но тут же взял себя в руки. – Идите, – сказал он так тихо, что Мэри едва услышала его.

Он отвернулся. Она двинулась по направлению к двери. Джон зачем-то опять изучал занавески, Майкл неотрывно смотрел на Мэри, как будто пытался передать ей свои мысли или прочитать ее.

Она вышла из гостиной и через заднюю дверь – в сад. Она не знала, почему вышла именно сюда, и почему ей не хотелось уходить. Точнее, она будто бы не могла уйти. Ну почему они хотят заставить ее сделать это? Ее родители были героями, Лео был героем… но она-то нет! Она всего лишь глупышка, которая мечтала найти маму и папу, которых она теперь никогда не найдет. Слезы душили ее. Мэри медленно подошла к одному из деревьев, обняла его за ствол, уронила лоб на мокрую корявую кору. Она не обращала внимания на влагу, которая проникла к ней сквозь одежду, холод пронизывал ее, ей казалось, что темнота уже вошла в нее и она очутилась в бестелесности. Только сотрясаемые рыданиями плечи ее напоминали девушке, что она все еще находится в своем теле. Она не знала, сколько проплакала, но со временем начала дышать чуть ровнее.

Дверь в сад отворилась и на дорожку вышел кто-то в толстом черном пуховике. Это был Джон.

Он закурил и подошел к Мэри. Она потихоньку отпустила ствол и почувствовала, что руки у нее совершенно окоченели. Она вспомнила, что теребила свои перчатки в процессе метаний по гостиной, и, должно быть, выронила их там.

Какой-то очень призрачный свет луны освещал сад. Где был свет, где тени, – все сливалось в воздухе. Напротив садовой постройки Мэри заметила черный BMW. Очевидно, Майкл так спешил, что не загнал его в гараж.

Джон сделал еще шаг навстречу Мэри и так и остался наполовину в тени.

– Вы считаете меня слабаком? – спросил он ее, скорее утвердительно, чем вопросительно.

– Нет, – сказала Мэри – но вообще-то я удивлена.

– Тем, что не у каждого встречного есть сверхспособности? – невесело усмехнулся он.

И продолжал:

– Отец сказал вам неправду насчет ваших родителей. Они не были агентами спецслужб. Они были алкоголиками. Когда Рональд Клифф спьяну упал в реку, Лилиана стала еще больше пить, и ее лишили прав на ребенка. Вскоре она умерла в одном из пригородов Лондона.

Мэри уже было неважно, чувствует она пальцы своих рук или нет.

– Он хотел вынудить меня помочь, – она чуть не задохнулась.

– Боюсь, что так, – вздохнул вместо нее Джон.

И протянул ей ее перчатки:

– Ты уверена, что для тебя имеет значение, кем они были? Кем это делает тебя?

Он помолчал, потом добавил:

– Какое значение твое прошлое имеет для Леонарда?

Мэри вспомнила Лео, лежащего наверху: широкие плечи утопают в подушках, так что он кажется почти ребенком. Он спас ребенка… неужели она не может хотя бы попытаться его спасти?

Удушающий мрак и бесчувствие преградили ей путь. Лео умрет, ну и пусть. Лишь бы ей не испытывать этого снова. Когда тело разрывает изнутри, и кажется, что самой легче умереть. Когда вой, страшный, дикий вой рвется из груди, в куски разнося ее сущность, ее душу, и все живое вокруг. Когда сносит все опоры, буквально: в физическом мире вещей и в голове. Когда пути назад нет, а пути вперед не существует. В том месте невозможно находиться, не то что выполнять спецзадания.

Мэри протянула руку и взяла перчатки.

– Спасибо. Я пойду.

Джон больше ничего не сказал, не остановил ее.

Она шла куда глаза глядят.

Она не заметила, как очутилась у канала. Должно быть, она прошла вниз по Уиткомб Хилл и перешла через какой-то мост, но ничего не помнила. Была ли она в это время в невидимости? В бестелесности? Скорее, глубоко в своих мыслях.

Она остановилась возле скамейки