до дома, компания увидела их: напряженно оглядываясь, стараясь не заходить в свет фонарей, они торопливо шли. Увидев своих, кивнули в темноту какого-то двора и скрылись в нем. Рубашка и брюки Сингапура были испачканы кровью. «Чего это вы?» — был первый вопрос. «Ничего, за веру пострадали. Пошли отсюда», — добавил Долгов, по дороге наперебой с Сингапуром, рассказывая все случившееся; к слову, в этот раз Сингапур не был словоохотлив, его больше интересовала запачканные брюки и рубашка.

* * *

Началось все обычно. Парни купили вина и зашли во двор, когда их остановила девушка.

— Здравствуй, Данил, — стараясь быть улыбчивой, заговорила она, кротко покосившись на Сингапура, уже, к слову, поддавшего и, слишком откровенно разглядывавшего ее, буквально, с головы до ног. Впрочем, в определенном смысле, разглядывать там было и нечего: одета простенько, да и лицо ее, бледное, все было покрыто красными воспаленными прыщиками, но Сингапур, как нарочно, именно лицо и разглядывал всего пристальней.

— Данил, ваш друг на меня так смотрит. — Смутившись, покраснев, от чего лицо ее стало совсем бугристым, заметила девушка, все еще стараясь быть улыбчивой.

— Ничего, он на всех так смотрит, — извинившись, ответил Данил: — Вы, Лиза, нас простите, мы спешим…

— Вовсе нет! — воскликнул Сингапур. — Кстати, меня зовут Сингапур. Вы Даню не слушайте, для такой барышни, лично у меня, всегда найдется минутка.

Данил странно покосился на него.

— Да? — оживилась девушка, — Как это приятно; тогда я хотела бы пригласить вас… Сингапур, это ваша фамилия?

— Вроде того.

— Интересная фамилия… Я бы хотела пригласить вас на лекцию…

— Как это интересно! — был ответ. — Ну и что это у вас там за лекция такая?

— Мы рассказываем о нравственности, о семье, о Боге…

— Так вы сектанты?! — веселый восклик. — Замечательно, — еще веселея.

Данил напряженно усмехнувшись, молча наблюдал.

— Ну и кому же поклоняется такая милая и, судя по вашей внешности, наверняка, не побоюсь этого слова, нравственная барышня? — Сингапур сказал все это мягко, даже ласково, как говорят ребёночку.

— Почему вы решили, что я сектантка?

— А разве нет? — удивился он; и вдруг совсем серьезно: — Хорошо, — на секунду задумался, — уверен, вы настроены сейчас на теологический диспут, я вижу по выражению вашего лица, что непременно настроены на диспут, и сейчас, несомненно, желаете убедить меня, что вы не членка секты; я ведь прав?

— Я верю в Бога, — как несломляемый аргумент, чуть слышно произнесла она. — А вы, вы верите в Бога?

— К сожалению, я агрессивный атеист, — и в правду с сожалением отвечал Сингапур.

— Ну что вы, вы ничуть не похожи на агрессивного человека.

— Еще как, — усмехнулся Данил.

— Ну, вот видите, — оживилась девушка, — вся ваша беда в том, что вы не верите в Бога. Все ваши беды, всё от этого, — горячо говорила она Сингапуру; вдруг спросила прямо: — Вы нравственный человек?

— Нет, — даже застенчиво отвечал Сингапур.

— Вот видите! и не только эта беда ваша, сейчас весь мир страдает этим, сейчас…

— А вы… Вы нравственны? — спросил он в полушепоте.

— Я стараюсь быть такой, и в этом мне помогает вера, вера в Бога, — вторя ему, прошептала она.

— Как это интересно.

— Вам, правда, это интересно? Тогда я с удовольствием приглашаю вас…

— В нашу секту, — подсказал Сингапур.

— Почему вы называете нас сектой? Я сама, я сама хотела бы помочь вам, вы же видите, в каком мире мы живем: насилие, потеря нравственности, семейных ценностей, люди ненавидят друг друга, мужья изменяют женам, насилуют женщин, кругом обман, люди перестали любить друг друга, перестали верить в Бога, а если и верят, то всё внешне. Они решили, что если надели на себя крестик, сходили раз в год в церковь, поставили свечку, то на этом и всё, на этом их вера и заканчивается…

— Стоп, стоп, стоп, — остановил ее Сингапур, — а вы что, в церковь не ходите и креста не носите?.. Вы нехристь? — наивно с неподдельным любопытством поинтересовался он.

— Нет… я…

— Не нехристь?

— Подождите, вы меня путаете…

— Так вы нехристь или не нехристь? — с прежней любознательностью продолжал он, заглядывая ей прямо в лицо.

— Я не нехристь, я… Вы неправильно всё это повернули, я говорила вам о другом, я к сатанизму не имею никакого отношения, я…

— Так вы, значит, признаете веру Христову и носите на себе крест, на котором был распят Спаситель, следовательно вы…

— Я верю в Бога! — в порыве, но чуть слышно воскликнула она. — Я верю в Бога, но всё это внешне, все эти…

— Бог — внешне?!

— Нет не Бог, а все эти символы…

— Христа, что распяли так, чисто символически? — склоняясь над ней, говорил Сингапур, он точно подавлял ее, пристально и не мигая, заглядывал ей в глаза.

— Нет, я не о том, я не о том, — шептала она.

— Ладно, — отстранился Сингапур. — Ладно, успокойтесь, все нормально, — говорил он спокойно.

— Я не о том, я не об этом…

— Так не о том или не об этом? — уже снисходительно улыбаясь, спросил он.

— Вы придираетесь к моим словам, вы очень тяжелый человек, вы…

— Я всего лишь навсего атеист.

— Вот видите, вы… Вы должны поверить в Бога.

— Без креста?

— Что? — теперь испугано смотрела она на внимательно изучающего ее Сингапура, ему сейчас только монокля не хватало.

— Поверить в Христа без креста? — медленно и размеренно повторил он.

— Да! — отчаянно, боясь вновь попасться, словно зажмурясь и заткнув уши, как зубрешку зачастила она. — Это символы, не имеющие к вере никакого отношения, это символы, придуманные попами, что бы обманывать людей, истинная вера в другом, она подразумевает семью, нравственность…

— Далась вам эта нравственность, впрочем, мне нравиться, как вы сейчас говорили: «придуманные попами», «обманывать людей», — как много у нас общего, вы случаем не атеистка? По-вашему, религия — опиум для народа?

— Да-да, та религия, которая насаждается церковью, она — опиум, она одурманивает, заставляет забыть о нравственности, поклоняется символам, ставить свечки…

— Вы мне нравитесь, — засмеялся Сингапур, — если бы вы только слышали, что вы несете…

— Я говорю правду.

— Не сомневаюсь. Ну ладно, этак я могу вас вечно путать; девушка вы глупенькая, наивная и от того милая. Вернемся к главному. Что у вас там за лекции и за вера такая особенная — без креста?

— Наши лекции, — она глубоко вздохнула, сосредоточилась, — Наши лекции рассказывают о Боге, о семье, о нравственности (Сингапур усмехнулся). Вот видите, — оживилась она, — все ваши беды от этого — от потери нравственности.

— И от того, что я не верю в вашего Бога — ведь так?

— Бог один…

— И имя ему?..

— Ну что вы, он не Яхве и