Рядом стояла сногсшибательная блондинка. Короткие, подогнутые на концах волосы обрамляли красивое лицо, простое черное платье с низким вырезом облегало восхитительную фигуру. Образ довершали длинные стройные ноги в тонких чулках и черных туфельках с высоченными каблуками.

– Боже, Эбби! Что они с тобой сделали?

– Вам не нравится? – погрустнела она.

– Нет, все чудесно, но зачем было красить волосы?

– Это просто ополаскиватель – так сказала та женщина, – заулыбалась Эбби. – Говорит, это мой натуральный цвет, только голову надо почаще мыть – и не хозяйственным мылом. Сколько же всего девушке надо делать с лицом, а я и не знала. Век живи, век учись.

Мэтт тупо смотрел на щебечущую Эбби. И с этой-то девушкой он ночевал в одной хижине? Это она готовила ему еду и штопала дырки в его карманах? Это ее он держал в объятиях и слышал, как она говорит: «Я б, наверно, была не прочь, если б вы чего-то еще захотели»?

Вряд ли он сможет вести себя с ней так, как раньше. Он, конечно, ожидал перемены, но не такой разительной. Как уверенно она держится в этом платье, и на шпильках словно всю жизнь ходила. Можно подумать, она родилась красавицей… впрочем, Эбби всегда везло.

– Это сдача, возьмите. – Она достала из маленькой черной сумочки пять долларов и двадцать один цент.

– Вот что могут деньги, – усмехнулся Мэтт, зажав сдачу в руке. – У тебя все есть, что нужно? – Он забрал у нее сверток со старой одеждой и обувью, но пакет со сковородкой Эбби не отдала.

– Это я не стала надевать, неудобно. – Она вытащила за лямку из сумочки прозрачную черную штучку.

– Спрячь. – Мэтт, нервно поглядев по сторонам, защелкнул замок. – Есть хочешь?

– Лошадь бы съела!

Мэтт фыркнул, услышав это из уст прелестной блондинки.

– Я что-то не так сказала? – расстроилась Эбби.

– Нет, все в порядке. – Он повел ее к двери.

– Вы говорите, если что. Я так много всего не знаю.

Самый дорогой в Спрингфилде ресторан имел романтичный интерьер с приглушенным светом, тихой музыкой из динамиков и говорящими вполголоса официантами, но Мэтт его выбрал из-за морепродуктов, которых Эбби ни разу не пробовала.

Он заказал креветочный коктейль и другие закуски, салат рокфор от шефа, шейки омаров с топленым маслом, картофель фри, брокколи с сырным соусом, замороженные эклеры и кофе. Эбби вкушала все с трепетом, словно боясь, как бы сказочные яства не исчезли вдруг со стола.

Мужчины за другими столиками смотрели на нее с восхищением, но она как будто не замечала.

– Это он все настряпал? – спросила она, подразумевая официанта. Мэтт кивнул. – Хорошо готовит, – признала Эбби.

– Попробуй сдвинуть кофейную чашку, – попросил Мэтт.

Она попыталась.

– Не могу, мистер Райт. Изо всех сил стараюсь, и ничего. Я бы все для вас сделала, да вот не выходит.

– Ничего страшного, – улыбнулся он. – Я просто хотел посмотреть, сможешь ли ты.

Следующим номером программы был коктейль-холл с музыкальным автоматом и танцплощадкой. Эбби пригубила заказанный Мэттом напиток, поморщилась и больше не стала пить.

Танцевала она легко и грациозно на своих шпильках. Доставая благодаря им Мэтту до подбородка, она прислонилась головой к его плечу, закрыла глаза. Мэтт тоже на время расслабился, позволив себе после вкусного обеда насладиться танцем с красивой девушкой, но Эбби, похоже, пребывала в каком-то персональном раю, куда пробралась украдкой и боялась вымолвить слово, чтобы чары не рухнули.

По дороге домой она один-единственный раз прервала молчание:

– В городе всегда так живут?

– Только те, у кого много денег.

– И не надо, – кивнула Эбби. – Каждый день так не должно быть.

Подъехав к хижине, Мэтт достал с заднего сиденья свою покупку.

– Что это?

– Разверни.

Она поднесла черные кружева к лунному свету и прошептала, блестя глазами:

– Подождите здесь минуточку, хорошо?

– Ладно. – Мэтт, ненавидя себя, закурил на веранде.

– Заходите, мистер Райт, – вскоре позвала Эбби.

Он открыл дверь и застыл на пороге. Эбби при свете одинокой керосиновой лампы, аккуратно сложив на стуле все новое, просвечивала сквозь пеньюар бело-розовой наготой. Она стояла, потупив глаза, щеки ее пылали.

В следующий миг она легко подбежала к Мэтту, обняла его за шею, крепко поцеловала в губы.

– Как еще девушке отблагодарить мужчину за такой чудесный день? За подарки, за обед и за танцы. Вы были такой милый – не думала я, что со мной такое может случиться. И ничего в этом нет плохого, если кто тебе по-настоящему нравится, вот как вы. Я рада, что вы из меня красавицу сделали. Если я смогу сделать вас счастливым хоть ненадолго…

Мэтт с гнетущим чувством снял ее руки со своей шеи.

– Ты не поняла, извини. Произошло досадное недоразумение… не знаю, простишь ли ты. Все эти вещи, и пеньюар тоже, предназначены для другой девушки, для моей невесты. Размер у вас одинаковый, вот я и подумал…

Больше говорить ничего не понадобилось. Эбби съежилась, как маленькая девочка, получившая в момент наивысшей радости пощечину от того, кому доверяла.

– Ничего, – пролепетала она. – Спасибо, что дали поверить, будто это все для меня. Никогда этот день не забуду.

Она ушла на свою занавешенную койку и прорыдала всю ночь. Мэтт тоже не спал, хотя плакала она тихо и ему приходилось напрягаться, чтобы услышать.

С завтраком произошло что-то непонятное – все будто бы то же самое, а вкус не тот. Мэтт жевал машинально, избегая смотреть на Эбби. Это было нетрудно: она как будто стала еще меньше и не поднимала глаз от стола. Платье на ней было старое, бумазейное, косметику она отмыла с лица, даже белокурые волосы словно померкли.

Мэтт, несколько раз открыв рот, откашлялся и спросил:

– А где твоя новая сковородка?

Она впервые взглянула на него затуманенными глазами.

– Убрала. Отдать вам?

– Нет, я просто так спросил.

Молчание снова опустилось на них, как мокрое одеяло. Пока Эбби убирала со стола и мыла посуду, Мэтт без передышки курил.

– Хотите, чтобы я снова вещи двигала? – спросила она, закончив. – Сегодня хорошо должно получиться.

Мэтт впервые заметил, что все новые покупки завернуты и сложены в угол.

– Откуда ты знаешь, что я хочу этого?

– Просто чувствую.

– Но ты не против?

– Нет, с чего бы. – Она села на стул. – Вот, глядите.

Стол между ними взлетел, покружился, постоял на одной ножке и грохнулся набок.