– Ты был хорошим человеком, Джош Грейнджер. Мне будет тебя не хватать. Покойся в мире.

Дети Марии кивнули. Ник опустил голову, упершись взглядом в землю, Ракель еще больше уткнула лицо в салфетки. Заговорил Майк Сойер:

– Я привез с собой маленькую Библию. Если хотите, могу прочитать двадцать третий псалом. По-моему, на похоронах всегда его читают.

Шелли покачала головой:

– Это не обязательно. Поскольку Джош никогда не ходил в церковь без необходимости, не думаю, что он хотел бы этого.

Она посмотрела вниз, на долину. Глубоко вздохнув, открыла крышку урны и стала вытрясать пепел. Легкий бриз подхватил серую золу, все, что осталось от Джоша, и понес над землей.

– Прощай, братик, – почти про себя прошептала Шелли, глотая слезы. – Найди покой.

Три мили обратно, в дом Джоша, они молча ехали в «бронко» Шелли тихой смущенной группкой. Только вновь оказавшись дома, все пятеро уселись в кухне пить горячий кофе, загодя сваренный Марией, но разговаривать не спешили.

Сначала беседа не клеилась и больше смахивала на робкое знакомство. Шелли была наслышана о Майке Сойере, недавно несколько раз говорила с ним по телефону, но никогда не встречалась лично. Ник и Ракель, за исключением неясных воспоминаний и кое-каких сведений, рассказанных Марией, также были ей незнакомы. А с Марией она последний раз виделась семнадцать лет назад. Сейчас смерть Джоша давила их, и чувство неловкости не проходило. Однако постепенно разговор завязался и напряжение Шелли начало ослабевать. Встретясь взглядом с Майком, она сказала:

– Я очень ценю, что вы нашли время и приехали сюда. – Чуть улыбнувшись, она добавила: – Сомневаюсь, что доставка пепла осиротевшим семьям – то, о чем вы мечтали, становясь адвокатом.

Майку было под сорок. Он сидел, откинувшись на спинку стула, сняв пальто и ослабив галстук, и выглядел гораздо менее чопорным и более привлекательным, чем Шелли казалось поначалу. Он был высокий, сухощавый, голубоглазый, со светло-каштановыми волосами. Шелли почувствовала пробуждающуюся симпатию, ей понравились ум, светившийся в его взгляде, и чувственный изгиб губ.

Майк отмахнулся.

– Я хотел сделать это. Ваш брат для меня больше чем клиент… Он был еще и другом. Я надеюсь, что вы станете рассматривать меня в том же качестве.

Шелли кивнула и, оглядев сидящих за столом, подняла кружку с кофе:

– За дружбу.

Мария заулыбалась. Ракель просто кивнула. Майк ухмыльнулся, а Ник – он сидел, откинувшись на спинку стула и вытянув вперед длинные ноги, – молча посмотрел на нее с минуту, потом пожал плечами и поднял свою кружку.

– Почему бы нет?

Это был совсем не восторженный отклик, но Шелли готова была его принять. Выпили, и беседа продолжалась еще несколько минут, прежде чем Ракель не спросила внезапно:

– Как долго ты собираешься здесь оставаться?

Шелли опустила глаза на коричневую кружку из обожженной глины.

– Я, хм, еще не определилась с датой… – Она судорожно глотнула и более твердым голосом проговорила: – Вообще-то я, может, и не стану уезжать. – Она подняла глаза. – Я думаю остаться… насовсем.

– Ох, чика! Девочка моя! Как я рада это слышать, – воскликнула Мария. – Я знаю: Джош надеялся, что когда-нибудь это произойдет. – Тень набежала на ее лицо. – Как жалко, что ты решилась на это лишь теперь… Джош часто говорил, как хочет, чтобы ты вернулась. Он очень по тебе тосковал.

Шелли нахмурилась. Ей помнилось, что все было не так. В те несколько раз, когда она поднимала вопрос о своем возвращении, Джош тут же переводил разговор на другую тему. По правде говоря, она рискнула бы предположить, что Джош этого не хотел. Он, казалось, был вполне доволен тем, что она живет в Новом Орлеане. А тут Мария сообщает совсем противоположное. Если брат хотел ее приезда, ему стоило только сказать. Почему же он этого не сделал?

Несколько растерянная, она пожала плечами и пробормотала:

– Что ж, теперь я здесь, даже если и с опозданием.

Прервав неловкую паузу, Майк поспешно произнес:

– Кстати, мне пора подумать об отъезде. Ведь это полтора часа пути. Но прежде, думаю, нам стоит прочесть завещание Джоша. Я привез его с собой в расчете, вдруг на это хватит времени. Не вижу нужды, чтобы вы все ради этой формальности приезжали ко мне в контору. Если вы подождете, пока я достану из машины мой портфель…

– Разумеется, – ответила Шелли, ее благоприятное впечатление об адвокате только усилилось.

С уходом Сойера воцарилось неловкое молчание. Шелли снова осознала, что находится среди незнакомых людей, и пожалела, что рядом нет Романа или Анжелики. Невидящими глазами глядя на кружку с кофе, она ждала возвращения Майка. Напряженность, скручивающая ей все внутри, росла с каждой минутой.

Скованно улыбнувшись, она окинула взглядом Марию и ее детей.

– Вы были очень добры, что поехали со мной развеять его прах.

– Доброта не имеет к этому никакого отношения, – проворчал Ник. Вид у него был недовольный и решительный одновременно.

– Ох, Ник, не надо! Только не сейчас, – вскричала Ракель и схватила его за руку. – Пожалуйста! Мы только что с ним простились. Я знаю, как ты к нему относился, но не начинай тотчас же.

– Твоя сестра права, – твердо сказала Мария, – сейчас время горевать. Потом придет час и для других вещей.

Шелли растерянно переводила взгляд с одного замкнутого лица на другое.

– Может быть, кто-то объяснит мне, что происходит?

Горькая улыбка скривила рот Ника. Он мрачно посмотрел на нее.

– А вы и не догадываетесь? – Он покачал головой. – Понятно. Старина Джош не хотел расстраивать свою наивную принцессочку и подрывать пьедестал, на который вы его водрузили. – Ник невесело рассмеялся. – Позвольте мне нанести первый удар по золотому образу, который он вам представлял. – Он отвесил Шелли насмешливый поклон: – Встречайте вашего племянника, тетушка. Конечно, я незаконнорожденный. О нет. Джош может спать с прислугой и обрюхатить ее, но Боже упаси, чтобы великий и могущественный Грейнджер женился на своей мексиканке-экономке или публично признал своего собственного ребенка. – И, глядя на потрясенное лицо Шелли, добавил: – Да, да, тетушка. Все верно. Я – ублюдок вашего братца. Добро пожаловать в семейные тайны.

Шелли потрясенно заморгала. Самые разные соображения сразу пришли ей в голову. Противоречия между утверждениями Джоша, сказанными ей и сообщенными Марией, были первыми по важности. Ни разу даже не намекнув на существование ребенка, Джош тем не менее явно не хотел, чтобы она вернулась в Дубовую долину. А, разговаривая с Марией, он вел себя иначе. Хитрость. Не пришло бы ей раньше в голову, что это характерная его черта, но теперь она задумалась, не был ли брат ловкачом. Ей помнилось, как расстроило ее в детстве внезапное и необъяснимое исчезновение Марии, которая только что была тут, пела и смеялась, купая ее и укладывая спать, а на другой день пропала. Без предупреждения. Без объяснения. Шелли помнила, как плакала, не понимая, что случилось, почему рухнул ее маленький тихий мир. Она не могла засыпать, тоскуя по Марии, ее нежному пению и забавным сказкам на ночь. Шелли смутно припоминала, как в течение нескольких недель родители ходили с поджатыми губами, а Джош был мрачным и грубым. Подробности уже стерлись из памяти, тем более что она тогда погрузилась в горе своего одиночества. И потом ей же было около четырех, а в таком возрасте многого не запомнишь. Складывая теперь, спустя тридцать лет, эти клочки воедино, у Шелли получалось, что всему было лишь одно объяснение. Особенно если не забывать, что спустя год Мария объявилась у них снова с орущим краснолицым Ником на руках и с мужем… Хуаном Риосом.