— Там! — крикнул Кай, встряхивая гнома. — Не видишь ничего странного?

Тупэ мрачно уставился на него, показывая всем видом, что странностей в пещере хватает, но потом перевел взгляд туда, куда указывал палец Кая. И закричал так, словно окружавшая их вода превратилась в лаву:

— Скорее! Это вентиляционная шахта!

Кай повиновался без слов, потому что расстояние, отделявшее границу воды до потолка, сократилось до локтя. Отверстие оказалось забрано решеткой, но Тупэ неуловимым движением то ли кулака, то ли пальцев снес ее прочь и первым исчез в еще пока сухом лазе. Высокий и более крупный, чем гном, Кай втиснулся в него с трудом, не обращая внимания на то, что оставляет на камнях лоскуты кожи с ладоней, спины и коленей. Ему казалось, что вода, словно дикий зверь вот-вот вцепится ему в пятки, и постоянно подталкивал Тупэ, ползущего, по его мнению, слишком медленно. Он громким шепотом отсчитывал время, с каждой секундой ожидая удара. Раз, два, четыре, пятнадцать, двадцать восемь…

Когда это произошло, и босых ног коснулась ледяная лужа, медленно ползущая за ними следом, Кай не сдержал крика и принялся изо всех сил толкать неповоротливого гнома. Кромка воды достигла ладоней, потом ног Тупэ и исчезла в темноте впереди. Ожидая, что ее уровень вот-вот начнет расти, Кай уперся руками в задницу гнома и стал двигать его, словно ядро, которое нужно было вытолкать наружу.

— Быстрее, нужно быстрее, пожалуйста, Тупэ, соберись! — лихорадочно шептал он, больше подбадривая себя, чем гнома, который сохранял странное спокойствие и даже не пытался помочь Каю увеличить скорость их перемещения. Когда вода так и не поднялась, а превратилась в ручей, в котором утопали лишь их запястья и ноги, Тупэ с довольным видом обернулся и пробасил:

— Сбавь темп, приятель. Сейчас вилка будет, один ствол пойдет вниз, а другой вверх. Вода вся в дробильню уйдет. Спасемся! А вот тринадцатому забою хана.

Когда узкий канал вентиляционный шахты вывел их к людям, Каю показалось, что он постарел лет на десять. Тиль встретил их как обычно спокойно — словно они и не спасались от смертельного прорыва, а вернулись из похода к соседям за продуктами. Узнав, что вода затопила четыре забоя вместе с дробильней, он нахмурился и грустно вздохнул. Кай его не понимал. После известия о гибели сородичей Тиль не выказал особой скорби, даже вздоха сожаления не издал. А шахты ему, значит, жаль. Чувствуя, что в нем закипает злость, Кай открыл рот, еще не зная, что скажет, но уже опасаясь последствий своих слов. Однако Тиль его опередил:

— Сегодня можете не работать, — буркнул он, кивнув Тупэ с Каем, и быстро скрылся в боковой штольне. Решил оплакать мертвых сородичей без свидетелей?

Но поведение Тупэ поразило его сильнее равнодушия Тиля Голубоглазого. Едва обсохнув у очага, гном уже хвастливо рассказывал об их спасении, уплетая за обе щеки мясную похлебку и окуная нос в пиво, которое ему щедро подливали благодарные слушатели. Скорбящим никто не выглядел, да и атмосфера в кухне больше напоминала праздник — постоянно прибывали новые гномы, желающие услышать захватывающую историю. Кто-то пытался подсесть к Каю, но убедившись, что легче поговорить с куском угля, уходил к Тупэ.

Кай не выдержал первым и, улучив минуту, когда гном отправился отлить, схватил его за плечи, прижав к стене.

— Да что с вами такое? — воскликнул он, удивленный тем, что творившееся у него на душе не хотело превращаться в слова. Внутри кипел гнев, и на губах рождалось лишь бессвязное рычание.

— А что случилось? — растерянно заморгал Тупэ и схватился за ремень. — Ой, сейчас лопну, честное слово, лучше пусти.

— Азот, Кобальт и Кальций погибли! — наконец, выдохнул Кай.

— Ну да, — все еще недоумевая, ответил Тупэ и с беспокойством поглядел в сторону уборной.

— И это все, что ты можешь сказать?

— Эй, парень, — Тупэ сердито убрал руки Кая со своей куртки. — Сегодня утонули они, завтра сдохнем мы. Какая разница, кто первый?

— Но так нельзя! — выдохнул от возмущения Кай.

— Почему нельзя? — пожал плечами гном. — Это шахта, здесь все когда-нибудь умирают. Обвалы, взрывы, затопления, выбросы угля и газа — мне продолжить? К тому же ребята сами на Ремкина напоролись.

— На кого?

— На Ремкина, — теперь настала очередь Тупэ возмущаться. — Помоги мне, Калюста, не обмочить штаны! О стуканцах слышал?

Кай кивнул. Гномы верили, что стуканцы — это духи, которые живут в штольнях, стучат кирками и бегают по пустым забоям. Они могли указать на рудоносную жилу, а могли и убить. Одни гномы утверждали, что нужно много руды бить, тогда стуканцы тебя не тронут, другие верили, что все дело — в чести и дисциплине.

— Ну вот, — буркнул Тупэ. — Ремкин у них главный. Будешь породу хорошо бить, аккуратно, он тебе поможет, а если начнешь на забое хулиганить или, как эти двое, драться, завалит или затопит. Смотря, какое у него настроение.

— Но Кобальт…

— А Кобальт смотрел, — перебил его Тупэ. — Это тоже считается. На забое надо руду колотить, а не развлекаться.

— Ты тоже смотрел! — возмутился Кай.

— Я — другое дело, — отрезал гном. — Во-первых, я за всю жизнь больше Кобальта угля набил, поэтому Ремкин меня и выпустил. А во-вторых, я в Калюсту верую, а не в какую-то там Святую Варвару. Калюста своих в обиду не дает, вот и с Ремкином насчет меня договорился.

— Не верю я ни в твоих ремкинов, ни в святых варвар, ни в Калюсту, — в сердцах заявил Кай.

— Ну и дурак, — фыркнул Тупэ. Посмотрев по сторонам, и убедившись, что в тоннеле никого нет, он повернулся к стене и, повозившись со штанами, издал вздох облегчения. Из-под сапога гнома выползла лужица, Кай брезгливо шагнул в сторону.

— На твоем месте, я бы так беспечно от Калюсты не отмахивался, — заявил гном, довольно заправляя штаны. — Он ведь нас в этот мир перенес, от Хищиды укрывает.

Кай непонимающе уставился на Тупэ.

— Да что с тобой говорить, ты же гомункул, — махнул рукой гном и направился к шумевшим в столовой товарищам.

— А ты объясни! — Кай ненавидел, когда ему тыкали на его происхождение.

— Все равно не поймешь.

— Хотя бы попробуй.

— Ладно, — Тупэ резко остановился и ткнул в Кая пальцем. — Но повторять дважды не буду. Вот, что, по-твоему, в пещерах самое страшное?

— Гомозуль! — без запинки выпалил Кай.

— Чушь! Самое страшное — это Хищида или по-другому самодел, который иногда в нижних забоях проступает. Тиль про него не говорит, чтобы лишний раз не поминать вслух. Все в шахтах Хищиду хоть раз да видят, а потом на всю жизнь запоминают. Вот встретишь ее, сразу Калюсту вспомнишь. Тогда только молитвы и помогут.

— Как можно быть страшнее гомозуля? — недоверчиво спросил Кай. — И причем здесь Калюста?