чисто идеологическими их назвать нельзя. Признается использование учеными ситуации в своих внутрикорпоративных конфликтах. Особый интерес представляет поворот ракурса изучения от столиц к провинции. Делается вывод, что в провинции дискуссии проходили с заметной спецификой, обусловленной особенностями региональной науки.

В 2011 г. из печати вышла фундаментальная монография А. С. Сонина, в которой предложена попытка анализа влияния идеологических кампаний на развитие советской науки. В значительной степени эта работа носит для автора, много лет занимавшегося этими проблемами, итоговый характер. Концептуально А. С. Сонин исходит из того, что антикосмополитическая кампания, формально развернутая в 1949 г., на самом деле началась значительно раньше, и вся череда идеологических кампаний — это, по сути, разгром «космополитов», борьба против контактов советской интеллигенции с Западом[101]. Представляется, что подобный подход, имеющий, возможно, право на существование применительно к истории науки в целом, на материалах исторической науки работает плохо. Он не объясняет, почему одних историков обвиняли только в «буржуазном объективизме», но не в «космополитизме», и наоборот.

Итак, выше были кратко охарактеризованы основные подходы к изучению советской исторической науки 1940-х — начала 1950-х гг. Совершенно естественно, что все они не могут носить универсального характера, круг явлений, которые они объясняют, ограничен. Тем не менее, благодаря проделанной работе, советская историография рассматриваемого периода предстает как сложное, нелинейное явление, допускающее разные интерпретации и модели объяснения. Безусловно, многое из достигнутого его предшественниками автор постарается учесть.

Обзор имеющейся литературы позволяет сделать следующие выводы. Во-первых, наблюдается продолжающийся поиск приемлемой модели для интерпретации взаимоотношений науки и власти в последнее сталинское десятилетие. Впрочем, уже сейчас очевидно, что многогранность феномена советской исторической науки как части советской цивилизации не позволяет охватить всю совокупность явлений при помощи единой концепции. Во-вторых, заметен особый акцент в литературе на кампанию по борьбе с «безродным космополитизмом», что привело к практическому игнорированию череды других идеологических мероприятий. В-третьих, наблюдается отсутствие полноценного труда, более или менее полно описывающего идеологические кампании в исторической науке. Множество проблем так и остались практически не поднятыми (влияние идеологических кампаний на школьное преподавание, слабо изучен процесс написания «национальных историй», фрагментарно описано прохождение идеологических кампаний в региональных вузах и т. д.) и еще ждут полноценного исследования. В-четвертых, бросается в глаза преимущественное использование одних и тех же архивных комплексов и игнорирование других. Например, практически не привлекаются партийные архивы, хранящиеся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), Центральном архиве общественно-политической истории Москвы (ЦАОПИМ (теперь — часть ЦГАМ)). Особенностью документов (преимущественно, протоколов) первичных партийных ячеек, хранящихся в ЦАОПИМ (ЦГАМ) является то, что многие из них подпадают под закон о личной информации. В связи с этим большинство дел из фондов высших образовательных учреждений не выдаются. Из десяти заказанных дел из фонда МГУ выдается в лучшем случае одно. Заметно лучше обстоит дело с фондом Московского Историко-архивного института. Совсем иная ситуация с фондом Института истории АН СССР. Абсолютное большинство единиц хранения доступны исследователям. Это связано, видимо, с тем, что Институт был разделен в 1968 г. на две части и ликвидирован. В случае ликвидированного учреждения закон о личной информации допускает значительные послабления.

Удивительно, но исследователи фактически игнорируют персональный фонд А. Л. Сидорова, хранящийся в Научно-исследовательском отделе рукописей Российской государственной библиотеки (Ф. 632). Если судить по листу использования, то последним историком, специально его изучавшим, был А. М. Некрич в середине 1970-х гг. Некоторые из документов он приводил в своей статье, опубликованной в эмиграции и посвященной «разгрому космополитов» в МГУ[102].

В фонде выделена специальная единица хранения, получившая название «Материалы по борьбе с космополитизмом»[103]. В нее включены решения о борьбе с «космополитизмом» партийного собрания кафедры истории СССР исторического факультета МГУ; резолюция закрытого партийного собрания исторического факультета МГУ от 17 марта 1949 г.; материалы комиссии по проверке «ошибок объективистского и космополитического характера», где в частности рассматривались протесты Е. Н. Городецкого; доклад А. Л. Сидорова на партийном собрании истфака в марте 1949 г., проект решения этого собрания. Значительный интерес представляет машинопись неопубликованной статьи А. Л. Сидорова, написанной совместно с Д. Чугаевым: «Актуальные вопросы исторической науки»[104]. В фонде сохранился апрельский доклад А. Л. Сидорова на Ученом совете МГУ[105]. Указанные материалы позволяют достаточно подробно осветить ход антикосмополитической кампании в МГУ. Помимо указанных архивов в предлагаемом исследовании активно использовались документы Архива РАН (АРАН) и Научного архива Института российской истории РАН (НА ИРИ РАН).

Специалистами уже выработана методика комплексного изучения архивных фондов для реконструкции истории советской исторической науки. Замечено, что наиболее эффективным является «параллельное обращение к архивным фондам, сосредоточившим документы учреждений Академии наук СССР и личного происхождения»[106].

В современных научных исследованиях все явственнее отход от классической тоталитарной теории, по которой ученые рассматриваются как жертвы режима. Подчеркивается тесная связь научной среды и советской власти, адаптация ученых к существовавшим реалиям. При этом отнюдь не отрицается репрессивный характер многих явлений и событий. Таким образом, корпорация ученых оказывается субъектом, а не объектом событий, что требует особого внимания к ее внутреннему состоянию.

Имеющиеся проблемы ставят вполне реальные источниковедческие вопросы. Банально, но решение исследовательских задач целиком и полностью зависит от имеющегося источникового комплекса. В данном исследовании видовая структура использованных источников довольно разнообразна. Акцент на идеологическую составляющую предполагает повышенное внимание к текстам, задававшим политические координаты советской действительности. В первую очередь имеются в виду сочинения И. В. Сталина. Здесь следует подчеркнуть их особое свойство, заключающееся в многофункциональном характере. Будучи плодом сочинительства одного человека, они одновременно являются и документами партии, и публицистическими сочинениями, и научными трактатами. Такая функциональная сложность предопределила и их особенности бытования в идеологическом пространстве. Схожими характеристиками обладают и тексты других партийных лидеров: Г. Ф. Александрова, А. А. Жданова и др. Правда, степень их «сакральности» была значительно ниже, и они не обладали статусом непогрешимых.

Многочисленные директивные статьи, опубликованные в ведущих журналах и газетах, играли не менее важную роль. По верному наблюдению В. П. Корзун и Д. М. Колеватова, характерной чертой этих источников является «высокая степень клишированности»[107].

Главной задачей предлагаемой работы является изучение влияния идеологических процессов на научное сообщество. Ключевым источником, в котором данный процесс нашел свое отражение, стали стенограммы и протоколы научных учреждений и партийных ячеек. Протоколы последних представляют особый интерес. Что касается стенограмм, то данный источник не так прост для использования, как это может показаться на первый взгляд. Традиционно считается, что исследователь должен пользоваться правленой стенограммой, поскольку, якобы, стенографистки могут в силу ряда причин исказить мысль выступавшего. Но при анализе стенограмм сталкиваешься с одной серьезной проблемой. Иногда они