Выйдя в коридор и аккуратно держа, доверчиво прижавшегося ребенка, остановился и все затаили дыхание. Никто из парней не ушёл, так и стояли за дверью. Окружив меня, они толпились, не давая пройти и каждый желал заглянуть ей в лицо, убедиться, что всё в порядке. Я не мог отказать ребятам в такой малости. На операцию все шли понимая, что могут не вернуться, а от её исхода многое зависит. Ребёнок, что так доверчиво спал на моих руках был гарантом мира и благополучия как для близких и родных этих бойцов, так и для всей нашей страны.

Столица Контиола – Тарен, дворец Правителя.

Тар Эдхаир Каности

Идя по залам дворца, я ловил озадаченные взгляды придворных.  Они привыкли видеть меня разным: злым, страшным, опасным, жестокий, наглым, грязным, оборванным, попирающим все правила этикета. Но не таким: нежно прижимающим к себе спящего ребёнка. Мои быстрые шаги раздавались в полнейшей тишине. А за спиной расползались шепотки, словно шорох волн, набегавших на песчаный берег, когда вроде понимаешь, о чем говорят, но не различаешь отдельных слов.

Я прямиком шёл к брату в кабинет. Обычно в это время, он был там. Аккуратно, чтобы не разбудить девочку на своих руках – вошел в дверь. Дар оторвался от бумаг и утомленно потер переносицу. Скользнув по нему взглядом, отметил его сильную усталость. И не мудрено, мы буквально загнали себя после той аудиенции послов Фолидана. За время подготовки штурма замка мы практически не спали, живя на стимуляторах. Но сейчас нет возможности отдыхать. Пройдя вглубь кабинета, устроил малышку на диван и прикрыл пледом. Вернулся к рабочему столу брата и присел на край. Напряжение последних недель отпустило как-то разом, но облегчения я не чувствовал.

Поэтому брякнул ещё не оформившуюся мысль:

– Я не хочу её отдавать, – бровь брата взлетела, и я поторопился исправиться, – пока не разберусь во всей этой истории.

Он продолжал молчать, буравя меня взглядом. Ну почему я всегда, когда он так делает, чувствую себя несмышлёным ребёнком? И я поспешил с рассказом, подробно обрисовывая все, что видел, что переживал, о чём только догадываюсь.

Чем больше я говорил, тем сильнее хмурился брат. И немудрено – вскрыли такой гнойник. Всего лишь один раз, когда я рассказывал о Филесе, его глаза стали насмешливо – ехидными. Как только я закончил – он отвернулся от окна, в которое задумчиво смотрел до этого, легко постукивая по столу пальцами левой руки. Именно этот жест всегда выдавал его крайнее нервное напряжение. Я знал, что внутри у него сейчас буря, хотя внешне этого не видно. Насколько же мы с ним разные: я взрываюсь моментально, весь на виду. А у него всё внутри: все эмоции, переживания, боль...

Вдруг сзади послышались шорохи...

Юлия Таирова

Я открыла глаза и пыталась вспомнить, что произошло: всё было страшно и сумбурно, особенно последние воспоминания. Сейчас же, лежа на диване, укрытая синим пледом, мягким и приятным на ощупь, я была, на удивление, абсолютно спокойна и воспринимала произошедшее со мной, словно глядя со стороны на постороннего человека или даже не так. Всё ощущалось, словно происходило во сне.

Помещение в котором я оказалась было отделано чем-то светло-синим с серо-голубым орнаментом. Напротив меня находилась входная дверь резная, полукруглая со стеклянными вставками. Стекло казалось прозрачным, но, почему-то, сквозь него ничего не было видно.  По бокам от неё стояли крытые тумбы, разделённые друг от друга деревянными колоннами, переходящими в арки по верху.  Все деревянные предметы были тёплого цвета молочного шоколада с серебряной отделкой. На тумбах стояли, скульптуры из белого мрамора. Но был ли он в этом мире?

Мои глаза продолжали рассматривать комнату двигаясь вправо. В углу между колоннами расположился полукруглый закрытый шкаф, на дальней стене – между картинами с изображением девушки и юноши, висело зеркало. За диваном, на котором я лежала, находилось огромное, во всю стену окно. Портьеры, более насыщенного синего цвета чем стены, были раздвинуты и в белоснежные гардины били яркие лучи солнца.  И всю эту сдержанную красоту венчала большая, ослепительно красивая, хрустальная люстра на потолке, украшенном молдингом и лепниной.

Комната была похожа на кабинет. Мужской кабинет, но очень стильный. Правда шкафов с книгами и письменным столом я не видела, но ведь и всю комнату я не успела разглядеть.

Что-то за моей головой постукивало. Я начала выбираться из пледа и вздрогнула от неожиданности. Передо мной показался тот парень, которого я видела последним перед тем, как уснуть. Теперь у меня появилась возможность рассмотреть его более внимательно.

Лицо открытое, добрые, улыбчивые светло-карие глаза, обрамлённые большими чёрными ресницами – я аж вздохнула разглядывая их, мечта всех женщин и губы – такие хочется целовать. И я выпала в осадок от своих мыслей. Какие губы, какие поцелуи, когда тебе пять лет? Сиди, в игрушки играйся!!!

– Доброе утро, малышка, – сказал он, улыбаясь, – ты помнишь меня?

– Да, – я серьёзно кивнула, беря себя в руки и выкидывая ненужные мысли.

– А я пришёл за тобой по поручению твоих папы и мамы.

Вот тут я и поняла, как попала. Сидела и молчала. А что здесь можно было сказать? Что мои папа и мама умерли давно и в другом мире? Парень начинал хмуриться, молчание затягивалось, надо было что-то говорить. Что? Ну ляпни уже что-то, «включи блондинку», тьфу ребёнка!

– А папа и мама меня любят? Они добрые? – да уж, очень умно. Прям два в одном флаконе: блондинистый ребенок.

Справа раздался вздох, а у парня расширились глаза и, кажется, упала челюсть. По крайней мере грохот от её падения я слышала, но, почему-то опять же справа. Посмотрела туда.

Да, это действительно был кабинет. Именно в этой части комнаты находились застеклённые книжные шкафы и письменный стол, хозяин которого и сидел за ним.

Лицо приковало мой взгляд: благородный овал, тёмные волосы, кажется, длинные, убранные сзади в низкий хвост, прямые брови вразлёт, серьёзные, умные глаза светло-стального цвета в обрамлении чёрных ресниц, чётко очерченные, красивые губы и недельная небритость. У них тут у всех что ли такая мода? Глаза зацепились за кисти рук: красивых, сильных, ухоженных, с длинными пальцами. Такие руки просто созданы для того, чтобы умело ласкать и доставлять наслаждение. «Господи, да куда меня несёт от вида этих парней? Юля, глазки в пол и хлопаем невинно ресничками!»

Тар Эдхаир Каности

Малышка проснулась и выпуталась из пледа. Увидев меня, вздрогнула, но не испугалась, рассматривая серьёзно и сосредоточенно. А я задался вопросом: что надо было делать с ребёнком, чтобы у него появился такой взрослый взгляд.

Никогда не умел говорить с детьми и сюсюкать. И разговор, вроде, хорошо начался, но, когда я сказал про родителей она замолчала и нахмурилась. А потом этот вопрос: «А папа и мама меня любят? Они добрые?» – и я потерял дар речи, а брат шумно выдохнул. И мы с инфантой посмотрели на него.