Кудай и Эрлик; здесь нужны были не птицы, а божества антропоморфного облика, продолжающие обустройство мира.

В Хакасии сохранилась еще более архаичная версия мифа — здесь мы видим в роли демиургов двух птиц. Некогда и на Алтае существовала подобная версия, ее отголоски мы обнаруживаем в рассказе об Ульгене и Эрлике. Видимо, не случайно говорится, что Ульгень пребывает над водой, — это намек на его-птичью ипостась. Эрлик же водоплавающая: во всех вариантах нырять за землей приходится именно ему. Исходная версия мифа могла выглядеть таким образом: две птицы вместе творят мир, но вторая — самая активная! — лишается своей доли. Ее почему-то оттесняют, обвиняя в неудачном содействии. Миф о ныряющей птице имеет широчайшее распространение среди урало-алтайских народов. О древности его возникновения говорит тот факт, что он обнаружен и у ряда племен индейцев Северной Америки. Их далекие предки, переселяясь в Новый Свет, унесли этот миф из глубин Азии.

Думается, что древние аборигены Сибири использовали в данном мифе свои наблюдения за жизнью и повадками водоплавающих. Тут сама Природа предложила им модель сотворения мира: обитающая на севере водоплавающая птица (поганка) действительно ныряет на дно водоема (озера) и приносит в клюве землю, ил. Из этого материала осторожная птица «лепит» маленький остров, плавающий в отдалении от берега. Там она высиживает яйца, оберегая их от хищников. Неудивительно, что изобретательная птица привлекла внимание обитателей севера, а ее действия, возвышенные до космических масштабов, составили каркас мифа. Еще одно важное обстоятельство: этой птице равно доступны все сферы пространства: воздух, земля и глубины вод, что придает ее созидательной деятельности особый смысл. Она делает видимым невидимое (поднимая землю на поверхность воды), связывает воедино различные среды, она вездесуща. В ее образе жизни мышление древних угадало идею медитации, легшую в основу сибирского шаманизма. Шаман, как и водоплавающая птица, может проникать во все миры с тем, чтобы поддерживать их динамическое равновесие. И вот что еще интересно. В шаманско!< поэзии тюрков Алтая Эрлик — грозный владыка подземного мира, богатырь. И все же память о его былом птичьем облике сохранилась. Иногда его именуют трехзобым, намекая на зоб птицы.

Где родина этого мифа — сказать трудно. Был ли он занесен на юг Сибири древними мигрантами с севера или его самостоятельно «сформулировали» предки южно-сибирских тюрков? Вряд ли мы когда-нибудь узнаем об этом наверняка. Удовлетворимся пока осознанием того, что миф о двух птицах-творцах имел в Сибири широчайшее распространение, а сама тема птицы пронизывает всю мифологию и мироощущение сибиряков.

Вернемся к алтайским сюжетам. Смущает явная «несправедливость», постулируемая мифом. Та из птиц, которой суждено «потом» стать небесным Ульгенем, предстает в мифе необъяснимо пассивной. Инициатива творения, первое движение принадлежит не ей. Вот еще один пример (версия того же мифа):

«Перед созданием мира все было наполнено водою, над которою летали, в виде черных гусей, бог и человек. Бог не думал ничего, а человек произвел ветер, возмутивший воду, которая брызнула в лицо богу…»

И здесь активен Эрлик, которого, как и в ряде других случаев, рассказчик низводит до уровня человека. Тем не менее после сотворения мира в выигрыше остается Ульгень. Впрочем, выигрыш ли это? Посмотрим, что происходит в мифе дальше.

Как только Земля создана, на месте двух птиц в мифе появляются Ульгень и Эрлик. Творение продолжается, но — как и прежде — на фоне разрастающегося конфликта между демиургами. Об этом повествуется так:

«Ульгень рассердился и говорит человеку (Эрлику. — А. С.): «Зачем ты так сделал? Землю надо гладкою сотворить». Тут Ульгень рассердился и стал ругать человека; у того человека была палка, на которую-он опершись стоял и слушал, пока бог ругался. Наконец Ульгень сказал: «Пусть тебя не будет на этой земле». Тот выслушал и говорит Ульгеню: «Дай мне столько места, сколько занимает конец моей палки!» Ульгень сказал: «И этого не дам». Человек стоит и плачет. Тогда Ульгень с сердцем сказал: «Ну возьми это место! Что ты из него сделаешь?» При этих словах тот человек провалился сквозь место, которое выпросил, и его не стало».

В другой версии мифа низвержение Эрлика осуществляется еще более сложно. Это миф, отягощенный многочисленными наслоениями и буддийскими влияниями. В нем Эрлик сначала ссылается в землю «между двумя мирами, где не светит ни солнце, ни луна». Оказавшись один в этом пустынном мире, Эрлик решает по примеру Ульгеня сотворить свое собственное «человечество». Он обращается за разрешением к помощнику Ульгеня Майдере. Последнего Ульгень создал после ссылки Эрлика, в имени его легко угадывается теоним Майтрея (наименование одного из наиболее популярных в северном будизме персонажей). Майдере разрешает Эрлику делать в его «мире» все, что он захочет. Тогда, вернувшись в свои владения, Эрлик мастерит молот, наковальню, мех, клещи. Раскалив железо, он начал ковать себе слуг и изготовил их множество. Встревоженный Ульгень отправляет к противнику своего богатыря Мангдышире (в северном буддизме — Манджушри, божество мудрости, изображаемое с книгой и мечом). При нем Эрлик сотворил трех животных: медведя, барсука и крота, а на посланца Ульгеня напустил своих богатырей-помощников.

В этом мифе вражда обоих демиургов также заканчивается удалением Эрлика. Он свергнут с неба на землю. Вместе с ним, «как град и дождь», посыпались с неба и слуги; они стали «хозяевами» тех мест, на которые упали. Так появились на земле хозяева камня, воды, гор, скота, зверей, рыб и птиц. По сути, Эрлику и его слугам досталась во владение вся земля, средний мир. Но Эрлик вновь просит Ульгеня дать ему во владение хотя бы немного земли, и небесный бог соглашается. Правда, на самую малость. Он отдает Эрлику столько места, чтобы он мог поставить конец своей палки. Эрлик же, взяв свою палку, забивает ее в землю, а потом выдергивает. Он извлекает из-под земли кабана, вцепившегося в палку зубами, лягушку, державшуюся за хвост кабана, и множество других гадов, «один за другого прицепившихся». Не в силах вынести вредительства Эрлика, Ульгень разгневался и свергнул его силою в преисподнюю. Так обретает Эрлик свое «царство». Отныне он числится хозяином мрачных подземных глубин и врагом рода человеческого.

Но зададимся вопросом: а что, собственно, плохого сделал Эрлик? Почему движущей силой мифа, его интригой становится конфликт между двумя творцами? Все действия Эрлика созидательны, более того — он куда изобретательнее Ульгеня. Так, Ульгень из камыша и глины творит тела первых людей, но не оживляет их («только душу не мог вложить в человека»). А Эрлик тут как тут: он вдувает душу и оживляет людей. Ульгень творит собаку, но не дает ей