– Не хочешь выпить кофе? – спросил Джеймс как ни в чем не бывало. – Немного согреемся.

Он показал на маленький кофейный домик, который окружали многовековые деревья, тянущиеся вверх, грозясь проткнуть небо. Перед кофейней была небольшая площадка, а дальше вились тропинки к лавочкам под навесами.

– Хочу. Только давай не будем сидеть в кофейне. Лучше пройдемся.

– Жди, сейчас все будет.

Пока Джеймс ходил за кофе, я стояла на тропинке и, засунув руки в карманы плаща, осматривалась по сторонам. В парке было немноголюдно: несколько женщин прогуливались с детьми; сгорбившись, на работу бежали клерки. И куда же без старушек? Никакой ураган не помешал им выйти из своих квартир, чтобы обсудить последние новости. Мне навстречу медленно шли две пожилые женщины. Обе опирались на трости, но передвигали ногами активно, будто сдавали школьный норматив по физкультуре.

– Знаешь, Мэгги, – донесся до меня их разговор, – ночной ураган по старому поверью предвестник больших несчастий. Помнишь середину 60-х? Страшное было время. И ведь ураган за ураганом! Точно что-то грядет. Что-то ужасное.

– Не говори ерунды, Гвэн. Кажется, ты пересмотрела телевизор.

– Ничего я не пересмотрела! Вот увидишь, скоро нас настигнут беды.

Я вздохнула и прикрыла глаза. Голоса пожилых женщин становились все тише, а вот детский плач и возмущения молодых мамочек нарастали. Они кружили вокруг меня, как стая птиц. А потом стало приближаться нечто странное. Крики. Кричал юноша. Его голос нарушал будничное умиротворение, раскалывал спокойствие. Не иначе как шторм. Я поморщилась, пытаясь понять, откуда доносится звук. Слева. Кричащий человек направлялся в мою сторону.

Я открыла глаза и увидела в нескольких метрах от себя светловолосого кучерявого юношу. Молодой человек держал в руках стопку флаеров и громко кричал, зазывая людей в театр, как глашатай в средневековой Англии на невообразимое шоу:

– Дамы и господа, в Лондон приехал театр «GRIM». Десять лет гастролей, и вот, долгожданное возвращение! Подходите за флаером! Предъявите его в кассах города, и вам сделают скидку! Сущие пенни за представление, которое вы никогда не забудете! Оно изменит всю вашу жизнь!

Кончики моих пальцев зачесались в предвкушении работы. Еще несколько минут назад я сомневалась, смогу ли написать статью для «Таймс», но, увидев этого парня в порванных джинсах и черной, затасканной куртке, все сомнения развеялись по ветру.

Театр «GRIM». Театр, который гастролировал десять лет. Сенсация. Эксклюзив. Шанс получить работу мечты.

– Добрый день, – я улыбнулась, когда глашатай подошел ко мне. – А что это за театр – «GRIM»? Никогда о таком не слышала.

Юноша распахнул свои большие глаза. Я смущенно улыбнулась. Мои знания о театрах ограничивались большими признанными театрами в Лондоне. О других я не знала.

– Это легендарный театр, – восторженно произнес юноша. Он так сильно удивился вопросу, что забыл протянуть мне флаер.

– А что в нем легендарного?

В этот момент к нам подошел Джеймс, держа в руках два стаканчика с кофе. Пока юноша рассказывал про «GRIM», упомянув дату его основания и невероятно творческую труппу, Джеймс протянул мне стаканчик с капучино и, взяв у парня флаер, начал с любопытством изучать черно-красную бумажку. Я заметила, что ему становится не по себе.

– У, жуть какая, – сказал Джеймс и хотел вернуть флаер, но я перехватила бумажку.

– Дай посмотреть.

– Никогда не интересовался театром и не буду. Странные какие-то. Сектанты, видимо, – сморщился он.

– Нет, они…

Я не слышала, что ответил глашатай на нетактичное высказывание Джеймса в адрес труппы театра. Мое внимание приковал флаер. С глянцевой красно-черной листовки взирали шесть актеров – двое взрослых мужчин и четверо парней (им было лет по двадцать пять или чуть больше). На всех классические черные костюмы, черные рубашки и лилово-красные галстуки. Лица актеров сильно выделялись на темном фоне белизной, но мне не хватило духу рассмотреть их черты. Но я заметила нечто странное: на шеях актеров красовались однотипные татуировки: театральные маски, объятые огнем. Они напоминали об аде. Глядя на них, я боялась моргнуть. Казалось, сделай я это, и пойму, что маски двигаются, смеются, злобно шипят.

– Сара, с тобой все хорошо? Ты побледнела, – встревожился Джеймс и взял меня за запястье. По сравнению с его кожей моя казалась ледяной.

– Все нормально, я просто сегодня мало спала, голова закружилась от недосыпа. Да и погода… Не переживай, я о’кей. – Я попыталась улыбнуться, но ничего не вышло. Мышцы рта не слушались, их будто бы замазали цементом. Я глубоко вздохнула, не обращая внимания на парня с флаерами, который смотрел на меня, как на картину в музее – с нескрываемым любопытством.

– Может, сядем на лавочку под навесом? Там должно быть сухо, – сказал Джеймс, приобняв меня за плечи. Он делал вид, что не замечает пристальный взгляд парня, хотя у самого на руках от злости вздулись вены. Ни с того ни с сего он начал ревновать меня к этому мальчишке.

– Да, давай.

Мы отошли, а парень продолжил призывать прохожих посетить театр «GRIM». Вокруг гуляли люди, мимо нас пробежал ребенок, весело рассказывая маме выдуманную сказку. А я шла, еле передвигая ногами, и чувствовала в душе неописуемую тоску и злость. Но на кого? Я хотела оттолкнуть Джеймса и сказать, чтобы не сжимал мое запястье так сильно – мне было больно. Но я ничего не сказала. Поджала губы и покорно шла к навесу, который находился в нескольких метрах от кофейни.

– Похоже, дождь был косой, лавочки мокрые. Подожди.

Джеймс снял куртку и постелил ее на деревянную лавочку. Когда я села, мне стало легче дышать.

– Как ты? Все хорошо?

– Да, лучше. Кажется, все-таки дал о себе знать недосып, – заметила я, глубоко вздохнув. Непонятная злость все еще клокотала внутри, как проклятое дитя, но я не давала ей выплеснуться наружу. – Но ничего, капучино взбодрит.

Джеймс сел на корточки передо мной, а я отхлебнула немного кофе, не чувствуя приятной терпкости эспрессо и нежности вспененного молока. Напиток показался пресным.

– И что ты так смотришь? Я похожа на смерть? – попыталась пошутить я, взглянув на Джеймса.

– Нет, – он замотал головой. Потом дотронулся рукой до моих волос и сказал: – На лесную фею. И особенно, когда распускаешь волосы.

Я улыбнулась, вспоминая, как тщательно несколько часов назад собирала волосы в конский хвост – свою любимую прическу. Многие говорили, что с распущенными волосами я выгляжу гораздо лучше, но я никак не могла изменить стиль. Студенческая привычка: когда волосы не лезут в лицо, легче писать лекции.

Джеймс приподнялся, потянулся ко мне, и мы поцеловались. Но, когда Джеймс целовал меня, перед моими глазами стояла четкая картинка, как если бы я действительно видела ее, – шестеро актеров с дьявольскими татуировками на шеях. И эти татуировки смеются. Я зажмурилась сильнее, пытаясь понять: маски действительно смеялись или это была всего лишь моя фантазия?