Я молча кивнул. Лучше ничего не говорить. Не перебивать. Вспомнились Оранжевый и Фиолетовый. Ничего, пап, час назад я тоже нёс такой забористый бред Коляну. Так что давай, вываливай.

— Твоя мать… — начал отец. — Тебе говорили, что она упала с крутой лестницы на даче. Но это не так.

Внутри всё сжалось. Кажется, я уже знал, что он скажет. Нет, только не это! Пусть я буду не прав! Пожалуйста!

— Да, она была на даче, с твоей бабушкой. Прилегла днём поспать и уже не проснулась. На теле обнаружили гематомы. Причина смерти — внутренние кровотечения от сильного удара.

Сказанное прозвучало как приговор. Дальше я почти не слушал. Сердце стучало где-то в висках, живот скрутило. В голове выстроилась цепочка: мать — мачеха — я.

— Бабушка рассказала, как есть: мама просто не проснулась, умерла во сне. А при вскрытии обнаружили внутреннее кровотечение, разрывы органов. Но я не поверил тогда, решил, что старуха свихнулась от горя. Только сейчас, после смерти Лидии, понял, что это была правда. Ты на меня сейчас не думай. В тот день мы с тобой в тир к деду Степану ездили стрелять. Весь день там провели. Ты помнишь ведь?

Я помнил: когда мы вернулись на дачу, мама почему-то не вышла меня встречать.

Умерла во сне. Потом мачеха. Я следующий?

— Вот теперь можешь считать меня сумасшедшим, — заключил отец. — Я сам не знаю, что думать. Это, наверное, моё проклятие. Мои женщины умирают во сне.

Может, не только женщины. Я выдохнул и закрыл лицо руками. Хотелось проснуться, и чтобы это всё оказалось сном. Лучше вообще туда проснуться, в прошлое. Мы с отцом возвращаемся из тира, но в этот раз мама выходит нам навстречу. Улыбающаяся, с золотистыми волосами до плеч. Больше я ничего не помню. А, ещё глаза. Синие. У меня её глаза.

— Андрей, ты как?

Голос отца выдернул меня из воспоминаний.

— Можно воды? — попросил я.

— Да, конечно, — отец вскочил и через минуту поставил передо мной чашку с водой. Голубую с золотым из тонкого фарфора. Такую же он разбил вчера о стену.

Я отхлебнул. Чай оказался приторным, с каким-то земляным привкусом.

— Считаешь меня сумасшедшим? — спросил отец.

— Нет, — я выдержал его внимательный взгляд. — Я тебе верю.

Тронутые сединой брови чуть дёрнулись, собираясь взлететь вверх, но тут же замерли и сошлись на переносице.

— А ты как себя чувствуешь? Может, сны странные есть?

Просчитывает ситуацию он мгновенно. В какой-то момент я чуть было не вывалил на него всё, как на Коляна. Но такого удара отец бы не выдержал. Пусть считает, что «проклятие» касается только его женщин.

— Нормально. Не выспался только. Сны как сны, я их не запоминаю. А что, маме и… Лидии что-то снилось? Перед тем, как…

Отец вздохнул:

— Маришка на кошмары жаловалась. А Лидия — не припомню.

— А тебе? Ты говорил, что плохо спал сегодня?

— Нет, я и снов-то не помню, как и ты. — Отец покачал головой. — За меня точно волноваться не стоит. Это проклятие такое, что умирают женщины рядом со мной, не я.

— Может, священника вызвать, раз проклятие? — брякнул я. — Вдруг поможет.

— Да не поможет, — махнул рукой отец. — Мать твоя постоянно в церковь ходила, набожная была. Да ты не помнишь. И что? Вот что!

Он замолчал, взял мою чашку и одним махом допил содержимое. А потом фарфор полетел в стену.

Я вздрогнул, словив дежавю.

— Они парой были, чашки эти. Лидия в Чехии купила. Если одна разбита — вторая уже не нужна. Пойдём, у нотариуса ко времени назначено.

Он встал и вышел в коридор.

Стараясь не наступить на осколки, я последовал за ним.

— Пап, только люди — это не чашки, — осторожно заметил я, когда мы уже спускались в лифте.

— Я знаю, — он посмотрел на меня, но взгляд его уходил будто куда-то дальше, сквозь стены. — Не переживай.

Поездка к нотариусу отняла много времени. Я и подумать не мог, что батя так развернулся. Да, Лидуня получила бы неплохое наследство — одной только недвижимости на сто лимонов, фирма. А что со всем этим буду делать я?

Вернувшись домой, я несколько часов гамал в «Скайрим», пока не пришла с работы Катька. Она чмокнула меня в щёку и отправилась на кухню. Меня успели убить ешё несколько раз, пока в комнату не потянулся запах чего-то вкусного, кажется, тушёной курицы.

Уплетая ужин, я «пересказал» свой день, наврав с три короба про организацию похорон и убитого горем отца. Не про встречу же с Коляном Катьке рассказывать и тем более не про смерти во снах.

За окном уже стемнело. Потихоньку подкрадывался страх перед очередным кошмарным сном. Воркование Катьки не спасало.

— Представляешь, вся партия ткани пришла на полтона темнее. Вся! А сроки уже поджимают. Когда шить? Ты меня слушаешь?

— Установите новый стиль. Пусть у вас темнее будет, — я попытался улыбнуться.

— Скажешь тоже! — фыркнула Катька. — На показе заплюют.

Булькнул телефон. Я посмотрел: Колян прислал сообщение в ВК. Техники удержания осознанности: «Смотреть на руки. Трогать предметы и себя. Не радоваться тому, что осознался».

Не радоваться! Ага, я прямо скоро умру от радости!

Может, рассказать ему, что теперь я точно уверен: смерть моей мачехи связана со снами? И матери, как выяснилось, тоже? Нет. Тогда, пожалуй, точно в ЧС добавит. Никто не любит назойливых, выносящих мозг психов.

— Ты меня слушаешь? — Катька нависла над плечом, и я быстро погасил дисплей.

— Э-э-э, прости.

— Посуду мыть тебе! Я готовила! — девушка обиженно поджала губы и вышла из кухни.

Посудой меня не испугать. Взглянул на часы: десять. Убить ещё два часа и лечь спать. Ещё двух часов «Скайрима» достаточно, чтобы научиться пускать фаеболы из рук во сне? Я принялся мыть посуду и тихо бормотать себе под нос: «Фрики с оранжевыми и фиолетовыми глазами — это сон. Фрики с оранжевыми и фиолетовыми глазами — это сон».

Когда я вернулся в комнату, Катька в тонком шёлковом халатике сидела перед ноутом. Маленький ночник давал совсем мало света, и вокруг царил полумрак.

— Что, Дрю, поиграем в компьютер или во что-то другое?

— Смотря что ты предлагаешь, — ответил я.

Катька подошла и, улыбнувшись, сбросила халатик на пол.

Вот это поворот!

Я уставился на круглые груди с темными сосками, плоский живот с колечком пирсинга в пупке. Пожалуй, «Скайрима» на сегодня хватит.

— Смотри на меня, — прошептала Катька. — Смотри. Хочу видеть твои синие, безумно синие глаза! Прекрасный цвет. Обожаю.