Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на чрезвычайно интенсивную деятельность и хорошую организацию труда, реально удалось добыть всего четыре клада в пределах Садового кольца, общей стоимостью аж в полтора миллиона рублей (наших сегодняшних рублей, а не того времени, когда клады прятали!).
Для рядового гражданина, конечно, деньжата неплохие, но по масштабам государственным — такая смехотворная сумма, что даже и говорить об этом не стоит. Коллеги из соседних офисов, например, в разговорах оперировали исключительно суммами на порядок выше — за время работы в Администрации Шепелев ни разу не слышал, чтобы в столовой в обеденный перерыв кто-нибудь упомянул о каком-то вшивом миллионе в рублях. Расхожей разговорной единицей были миллиарды и триллионы. Ежели проскальзывал миллион — то непременно в баксах.
Тимофей Христофорович, однако, не унывал, памятуя о том, что: лиха беда — начало, первый блин комом и не сразу Москва строилась. Основным же результатом годового труда комиссии была наработка колоссального информационного массива по специфике производства и обкатка специалистов. Получив доступ во всевозможные архивы и закрытые библиотеки, Шепелев, засучив рукава, сам трудился по двенадцать часов в день и подчиненным не давал продыху.
Теперь сотрудники его комиссии могли с ходу защитить докторскую по некоторым специфическим направлениям историографии или работать консультантами в любом из архивов. В процессе работы с информацией удалось отследить зачатки некой системы в психологии прятальщиков кладов, независимо от эпох и сословной принадлежности, — система эта обещала в скором времени проявиться окончательно и в значительной степени облегчить труд Тимофея Христофоровича и его коллег. Кроме того, в стадии разработки пребывали очень перспективные в плане склонности к сокрытию ценностей исторические фамилии, грозившие в конечном пункте возни с ними дать хороший результат.
В общем, все было очень даже неплохо. Шепелев, привыкший отождествлять себя с рабочим муравьем и скрупулезно планировать свою деятельность, до недавнего времени считал, что дела идут как надо. Результат деятельности комиссии рассчитан на перспективу, сиюминутным и впечатляюще эффектным быть не должен, а проявится лишь со временем. В перспективах новоизбранного поприща Шепелев не сомневался: крепко покопавшись в закрытых анналах, он пришел к выводу, что исторические хапуги разных эпох так много украли и спрятали, что это вообще ни в какие ворота не лезет! Оставалось лишь спокойно и системно со всем этим разобраться и потихоньку отыскать…
Увы, Хозяин мнение Тимофея Христофоровича не разделял. Вернее, разделял, но не по всем пунктам. Насчет “отыскать” — да, безусловно. А вот по поводу “потихоньку” получались существенные расхождения в воззрениях.
— Время не ждет. Летит время, мчится! В затылок дышит, за плечи хватает, — шутил Хозяин. — Сегодня не успел — завтра уже поздно будет…
А чуть погодя, в прямом соответствии с фабулой капиталистического способа производства, чуждого духу воспитанного в советскую эпоху товарища Шепелева, шутки закономерно трансформировались в намеки.
'Эти проклятые капиталисты, там, на Западе, они же как — они же просто так в дело денежки вкладывать не желают, а хотят непременно видеть результат. И желательно — побыстрее. Потогонщики вредоносные — лишь бы выжать максимум пользы из человека, из механизма, из метода!
А наша советская система, прогрессивная и человечная, выпестовала с десяток поколений товарищей, подобных Тимофею Христофоровичу, базируясь на твердом принципе милитаризованного общества, который в контексте трактовки ротного старшины звучит примерно так:
“…чем бы дитя ни маялось — лишь бы куньк не дрючило!”
То есть результат — это дело второе, это уж — как получится. А главное — чтобы коллектив все время был занят, запряжен, загнан в стойло, максимально загружен и работал слаженно и без сбоев.
Так вот, коллектив работал слаженно и без сбоев и наверняка через определенное время начал бы потихоньку выдавать результат — Тимофей Христофорович в этом не сомневался. Но вот намеки, намеки…
Нет, Хозяин видел, что соратник вкалывает не покладая рук, и за рвение хвалил.
Информационный массив, говоришь? Перспективы, наработки? Это да, это прекрасно… А вот всего ли в достатке из материального обеспечения? Все есть? Точно? Может, чего-то не хватает? А методика… может, попробовать как-то интенсифицировать? Не стоит? Точно не стоит? Вы попробуйте — может, все-таки стоит… И люди все — на месте? Может, кого-нибудь поменять, пересмотреть как-то кадровый вопрос — в некоторых случаях это бывает отнюдь не лишним…
Иными словами, на общем фоне положительной оценки деятельности комиссии, между строк так сказать, давали Тимофею Христофоровичу понять: все, конечно, хорошо, дорогой друг, но результатов пока не видно.
И это печально, дорогой друг… Будь ты хоть с ног до головы талантливый организатор и до последней капли крови преданный и верный, толку пока от тебя, товарищ, — ноль. В то время как команда из кожи вон лезет, выдавая на-гора ощутимые результаты и регулярно отчитываясь в реальных цифрах, ты пока у нас баловством маешься…
Тимофей Христофорович между строк читать умел и намеки понимал с полуслова — на прежней работе приучили. И потому в последнее время пребывал в состоянии понятной нервозности и тревожной задумчивости по поводу и без. Он прекрасно знал, как система поступает с товарищами, по каким-либо причинам не оправдавшими надежд.
Те планы, что два года назад казались вполне радужными и оптимистичными, в настоящий момент отставного подполковника уже не устраивали. Повращавшись в сфере сильных мира сего и некоторым образом вкусив от этого вращения мирских благ, Тимофей Христофорович теперь не желал довольствоваться ролью заурядного пенсионера, вкалывающего на садовом участке и лишенного всех привилегий, каковые, несомненно, остались бы при нем, прояви он в свое время необходимую сообразительность и покажи тот самый пресловутый результат…
* * *
…Великий инквизитор всея Руси, граф, сенатор Андрей Иванович Ушаков, по табели о рангах имевший чин генерала и состоявший в должности начальника Имперской канцелярии тайных разыскных дел, читал донос. Сначала мимоходом, мельком, в числе прочей почты, поданной по обычаю на утренний обзор. Затем, ухватив суть, — внимательно, по слогам, останавливаясь после каждого предложения.
Вглядываясь в писанные наспех корявые буковки, Ушаков пытался представить себе лицо Демьяна Пузо, которого видел лишь единожды, когда самолично ставил деликатную задачу, ни до кого другого касательства не имеющую.
Лицо представлялось смутно и расплывчато — какая-то бесформенная маска, без каких-либо отличительных особенностей — и вдобавок поперек себя шире.
Сколько их, таких, прошло через жизнь Великого инквизитора! А запомнилась почему-то борода. Рыжая такая бороденка, препротивная, жиденькая, неровно резанная да вдобавок с изъяном от природы: чтой-то справа, у самого уха, совсем не росло и получилась смешная проплешина, придающая всему обличью Пуза какую-то потешность. Глянешь на такого казака, и ни за что в голову не придет мысль, что это — хитрющий лазутчик, озадаченный тайною миссией.