— Потерялись, что ли? — полюбопытствовала она.

Кэри, сидя на краешке кресла, смущенно улыбнулась.

— Не совсем.

— Напроказничали? — спросила миссис Воткинс.

Кэри покраснела. Слезы навернулись ей на глаза.

— Не совсем, — пробормотала она.

— Ну ладно, — ласково сказала миссис Воткинс, — сидите тут тихонько, будьте хорошими детьми, и получите по чашке отличного чая.

— Спасибо, — невнятно ответила Кэри.

Когда дверь закрылась за миссис Воткинс и в замке повернулся ключ, Кэри разрыдалась. Чарльз смотрел на нее с несчастным видом, а Пол, усевшись в постели, с интересом спросил:

— Ты чего плачешь, Кэри?

— Это все ужасно, — всхлипывала Кэри. Она прижимала к глазам носовой платок, но слезы никак не хотели останавливаться.

— Не думаю, — заметил Пол. — Мне нравится эта тюрьма.

Чарльз кинул на него свирепый взгляд.

— Конечно, дома бы тебе в это время чая не дали.

— И совсем не потому, — неуверенно возразил Пол. — Мне нравятся тюрьмы такого типа.

— Ну, это еще не тюрьма. Это полицейский участок.

— А, — сказал Пол и оглядел комнату, но уже с меньшим энтузи­азмом.

— Пол, — сказала Кэри через некоторое время, когда они выпили чаю и миссис Воткинс снова оставила их одних, — я тебе уже говорила, что это было глупое желание. Я тебя предупреждала. А теперь мы потеряли кровать. Полицейский позвонит маме. Мама будет ужасно переживать. Тетка Беатриса узнает. Нас заставят все объяс­нить. Мисс Прайс попадет в беду. Мы нарушим наше обещание. Волшебство кончится. И никто больше не захочет нам верить...

Пол был серьезен.

— Теперь ты видишь, Пол? — Голос Кэри звучал так, словно она опять собиралась расплакаться. — А попадет нам с Чарльзом. Скажут, что мы тебя втянули. Что мы уже достаточно большие и должны лучше во всем разбираться. Понимаешь?

Пол заметно посветлел лицом.

— Да, — сказал он.

— Мы заперты. И ничего сделать не можем...

Ребята услышали, как во двор въехала машина. Скрипнули тормо­за, раздались чьи-то голоса.

— Еще кого-то привезли! — взволнованно воскликнул Пол.

Чарльз подошел к окну, но не решился тронуть штору:

— Нас заметят...

— Я знаю, что надо делать! — сказала Кэри. — Выключай свет.

Чарльз повернул выключатель у двери и только тогда, в темноте, отогнул угол шторы. Она неожиданно с грохотом поднялась. В комнату полился розоватый свет, слабый, но ясный.

— Светает, — удивленно сказал Чарльз. — Утро. Туман исчез. Нас не было всю ночь.

Он посмотрел вниз, во двор.

— Слушай, Кэри...

— Что?

— Никого они не привезли. Это... Кэри, это же кровать!

Кэри вскочила со своего кресла, а Пол отшвырнул одеяло. Они кинулись к окну. Двое полицейских выгружали из фургона кровать. Потом полицейские подтащили кровать к стене, постояли, глядя на нее и растирая руки, и засмеялись.

— Я и сам бы вздремнул, — сказал один, когда они входили в здание.

Двор затих.

— Если бы мы могли до нее добраться, — вздохнул Чарльз.

— Если бы... — сказала Кэри.

Бледный свет мягко освещал их лица, с тоской смотревшие из-за решетки.

На следующее утро, около 9 часов, сержант и инспектор смотрели друг на друга через инспекторский стол. Инспектор сидел. Сер­жант стоял. Лицо его было красным, фуражку он держал в руках.

—... и это все, что я знаю, сэр, — говорил он.

— Но каким образом они улизнули? — спросил инспектор. — Боюсь, я не совсем вас понимаю, сержант. Прежде всего, как они попали во двор?

— Видите ли, сэр, миссис Воткинс повела их посмотреть на мой садик.

— Посмотреть на ваш садик? — удивленно переспросил инспектор.

— Да георгины, сэр, в горшках, в конце двора. Миссис Воткинс называет их моим садиком. У меня там еще душистый горошек — отлично всходит, горошек-то...

— Я не знал, сержант, что вы садовод, — довольно холодно заметил инспектор. — Ну, а потом?

— Миссис Воткинс, сэр... ей очень понравились эти ребятишки. Она подумала, что они еще захотят посмотреть на птичку, сэр.

— На птичку?

— Я держу канарейку, сэр. Там, внизу. Я как раз выносил клетку сегодня утром, на солнышко, так сказать.

— У вас там еще что-нибудь есть, во дворе?

Сержант переступил с ноги на ногу.

— Нет, сэр, только шелкопряды.

Инспектор взглянул в окно, сжав губы так, словно пытался силой удержать их вместе.

— И вы оставили детей одних во дворе? — сурово спросил он.

— Так ведь, сэр, ворота были заперты, сэр. Робертс дежурил снаружи. Я только заглянул в коридор хлебнуть чайку с миссис Воткинс, она там ждала...

— Так, продолжайте. Сколько времени вы хлебали этот чаек?

— Нисколько, сэр. Я только взял чашку у миссис Воткинс, положил сахарку, размешал и сразу вышел...

— А потом?

— Ну, а детей уже не было. Я сначала подумал, что они зашли за колонны.

Сержант вытер лицо носовым платком.

— Но нет, — прибавил он.

— Исчезли?

— Да, сэр, исчезли.

— И кровать тоже.

— Да, сэр, и кровать. Мы обыскали помещения. Ворота были еще на замке. Роберте сказал, что ничего не заметил.

Инспектор разглядывал свои ногти.

— Весьма странно. Миссис Воткинс подтверждает вашу историю?

— Да, сэр.

— Значит, говорите, миссис Воткинс они понравились?

— Да, сэр. Они были славные ребятишки, сэр, воспитанные. Я тут рассердился на них прошлой ночью. Ушиб ногу об их кровать. А они совсем не обиделись.

Инспектор откинулся в кресле.

— Стало быть, они и вам пришлись по душе?

— Прошлой ночью нет. Но сегодня утром — знаете, сэр, они так хвалили мою птичку...

— И вы, наверное, пожалели, — медленно произнес инспектор, не спуская глаз с сержанта, — что вообще привели их сюда.

Сержант посмотрел на инспектора округлившимися глазами и глотнул воздух.

— Думаете, я пошел и выпустил их, да? — На его полном лице появилось суровое и величественное выражение. — Уверяю вас, сэр, мне и в голову не пришло ничего подобного. Я знаю свои обязанности, сэр.