Ярослав превратился в неподвижное изваяние, наблюдая за моими хаотичными телодвижениями.

— Я думал, что мы так с тобой, ну, развлекаемся, — приведя хоть в какое-то действие свои мозговые шестеренки, бестолково забормотал боксер. — Думал, тебе нравится и…

— На ринге все извилины повыбивали?!

Я рванула к выходу. Споткнулась о скамью, ударившись с сумасшедшей силой мизинцем.

— Эй, эй, осторожнее, — Волков подошел сзади и положил ладонь мне на спину, когда я, скрючившись пополам, шипела от боли.

Я рявкнула «Пошел ты!», извернулась от его прикосновения, ощущавшегося мучительным ожогом. На одной ноге допрыгала до двери и вцепилась за ручку. Когда дергала за нее, вовсе не подумала о плачевном крепеже механизма; о том, что могла с легкостью вырвать деталь и продлить свое нахождение в одном крохотном помещении с недалеким созданием на неопределенный срок.

— Погоди, постой! — Ярослав направился ко мне, выставив перед собой полусогнутые руки в успокаивающем жесте. — Ася, пожалуйста, прости!

— Не приближайся ко мне, — я вжалась в дверь спиной, не переставая дергать за несчастную ручку. — Иначе я тебя под суд потащу за попытку изнасилования.

Беспомощно заикаясь, он замер в мгновение ока. Вовремя воззвал к разуму, добрался до сути отчеканенного мною предупреждения и в качестве демонстрации, что больше не причинит мне вреда, сделал шаг назад.

Я толкнула дверь плечом и вывалилась в зал, попав под прицел нескольких пар ничего не подозревающих глаз.

Разве никто нас не слышал?

На ватных ногах и с предательской дрожью в коленях побежала к выходу из «Спартака». Старалась не врезаться во что-нибудь, безуспешно смаргивая пелену слез. У регистрационной стойки стоял молодой парень, ожидая, что его примут. Но я была не в состоянии возвращаться к работе. По крайней мере, не сразу после того, как сбежала от Волкова.

Мне необходимо немного времени, чтобы перевести дух и справиться с тремором в конечностях.

Я обратилась к новому посетителю, давя улыбку и продолжая плакать, сказала, что подойду к нему через десять минут. Он спросил, может ли внести оплату за посещение после тренировки, и я дала указания, как пройти в зал.

Как назло Федор Александрович сегодня отсутствовал и не отвечал на мои звонки. Я бы немедленно и с превеликим удовольствием отправилась домой, но меня некому подменить.

Поэтому я надеялась, что на свежем воздухе, имея в распоряжении несколько свободных минут, сумею обдумать произошедшее и набросать план дальнейших действий. Сидела у «Спартака», прижав к груди колени, и не знала, как усмирить безумствовавшее волнение в груди.

Как оградиться от Волкова.

Подать заявление. Добиться наказания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Разрушить его карьеру и перечеркнуть профессиональные достижения.

Но если что-то пойдет не так? Если он воспользуется связями и…

— Белочка?

Мою мысль оборвал голос Некрасова.

АСЯ

Я протерла глаза, с трудом доверяя собственному зрению. Это не глюк, вызванный пережитым стрессом? Борис Некрасов собственной персоной отошел от припаркованного авто. Он был не один, а в сопровождении верного товарища каждого уважающего себя джентльмена. Нес у груди роскошный букет алых роз, который едва умещался в одной его ладони, поэтому Барсу пришлось поддержать цветы другой рукой.

Благоухающие розы превосходно гармонировали со светловолосым мужчиной, одетым с иголочки. Безусловной дороговизны туфли, облегающие крепкие бедра белые брюки и белоснежная рубашка, рукава которой он закатал. Кто бы мог подумать, что однажды мне предстоит поймать себя на мысли о том, как Некрасов напоминал сейчас романтичного кавалера из какой-нибудь смазливой киношной мелодрамы.

Жаль, что рассмеяться не получалось.

Вместо смешков из груди рвались горькие, надрывистые всхлипы.

— Ася, почему ты… — бывший босс явно поддался обуявшей его разум и тело растерянности, заставившей замедлить шаг, в недоумении насупить русые брови, а после резко подорваться с места и подбежать ко мне.

Борис ослабил хватку длинных пальцев и швырнул букет на асфальт, склонившись надо мной. Пудровая упаковочная бумага порвалась, и несчастные розы рассыпались у мысков моей обуви.

— Асенька, прелесть моя, что случилось? — мягко и бережно обхватил меня за плечи и потянул наверх.

Но мои ноги отказывались подчиняться мозгу. Так и не сумела заставить себя разогнуть их. В конце концов, Барс принял позу, подобную моей. Его встревоженное не на шутку лицо застыло напротив.

— Почему ты плачешь? — проникновенный, тихий голос мужчины прорвал во мне дамбу, удерживавшую взрыв рыданий.

Я уронила голову на соединенные вместе ладони, захлебываясь в слезах.

Как же… унизительно я себя чувствовала! Как же стыдно было смотреть ему в глаза, когда перед моими мелькали образы распустившего руки Волкова.

Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо.

Он же одумался, так? Он остановился и позволил мне уйти.

Все хорошо.

Нужно успокоиться. Взять себя в руки. И уж точно перестать топиться в рыданиях перед ничего не подозревавшим Некрасовым.

— Ты можешь объяснить, наконец, что стряслось?!

К моему удивлению Барс разозлился и вновь встряхнул меня за плечи, приводя в чувства.

— Кому я должен набить рожу? — в прозрачных голубых глазах засверкали молнии ярости.

О нет. Нет-нет! Только не мордобой. Только не с Ярославом. Только не в «Спартаке». Не хватало еще негативного внимания к клубу, с которым едва-едва сводил концы с концами Федор Александрович.

— Ни… никому, Борис, — я замотала головой, ощутив болезненный укол в самое сердце. Оно обливалось кровью от поколебленной женской гордости, и желания, чтобы его защитили.

— Мне пойти и все там разнести? — указал кивком выдвинутого вперед подбородка на «Спартак». — Так и поступлю, если сейчас же не заговоришь. Внятно, с толком, с расстановкой. Давай, малышка.