— За стол садись. Эвон, тощая какая. Ешь больше.

— Это зачем? Чтобы вкуснее стать? — пошутила я.

— А как ты думала? — отшутилась Яга, сделав зверское лицо.

Я рассмеялась, и украдкой, чтобы не обидеть хозяйку, протёрла ложку и миску, предложенные мне, рушником, висевшим рядом на стене.

Готовила она отменно. Я ела за троих, а хозяйка только подкладывала, да подкладывала — то пирог с неведомой начинкой, но вкусны-ый, то кашу, то сметанку (интересно, где она её берёт?), то мед. Мёд это отдельная песня! Такого я в жизни не пробовала, впрочем, такую сметану тоже не видела.

В общем, застолье прошло на более чем высоком уровне. Отвалилась от стола, едва не лопаясь, с единственной мыслью — как выдержит всё это обилие желудок?

На протяжении трапезы Яга расспрашивала, в положенных местах ахала, удивляясь моему рассказу, качала головой на непонятные правила нашей жизни. Короче, хорошо посидели.

Я, между едой и разговорами, рассматривала хозяйку. Странная она какая-то. Не то действительно нечисть, не то просто одичавшая в своём одиночестве старуха.

Не тощая, но какая-то осунувшаяся. Одета в полосатые штаны из грубой ткани, в которые заправлена полотняная рубаха, и расшитую диковинными зверями жилетку из замши. На ногах мягкие кожаные ботиночки с ушками, привязанные верёвочками поверх штанин. В сущности, если бы не большой платок на голове, завязанный надо лбом, как у грелки на чайник, её можно было бы принять за деда. Пол не определялся ни по фигуре, ни по одежде.

Нос действительно крючком, да ещё и перебит, похоже. У одного приятеля моего бывшего жениха был именно такой после драки. Наверное, и бабуля получила характерный изгиб переносицы, не наткнувшись на ухват. Брови нависали, не давая рассмотреть глаза. Заметила только, как временами из-под бровей посверкивает неприятная искорка. Впрочем, могло и померещиться. Никаких клыков, торчащих изо рта, не обнаружила, правда и самих-то зубов был явный недостаток, а те, что остались на своих местах, жёлтые как у заядлого курильщика.

Заметив, что у меня после обжорства слипаются глаза, хозяйка постелила на лавке под окном большой тулуп, и бросила на него лоскутное одеяло.

— Покемарь. Я к ночи вернусь. Проголодаешься, в печке бери. Там ещё оладушки остались и пирогов маленько. Вернусь, тогда повечеряем.

Остаток дня пролетел как один миг. Сладко выспавшись, присела на крылечко, разглядывая темнеющее небо, где-то далеко за лесом пламенеющее закатом.

Вернулась Яга затемно, но вечеряли мы долго и весело. Бабулька оказалась хоть и суровая, но компанейская. Когда старуха скомандовала спать, я довольно вытянулась на непривычно узкой лавке. Что ж, дворец или пещеру колдуна посмотреть не удалось, зато в гостях у настоящей Бабы Яги побывала. На работе расскажу, вот повеселимся-то.

Глава 4

После сытного завтрака хозяйка забралась в ступу.

— Сейчас навещу кой-кого, про твой портал может чего узнаю. Ты меня не жди. Трапезничай, как захочешь!

Яга взмахнула растрепанным помелом и со свистом ринулась прямо в топку, где ещё тлели горячие угольки.

Я охнула, и кинулась к печи. К счастью не успела. Подскочившая заслонка хлопнула перед самым моим носом, едва не прищемив его.

Отшатнувшись, осмотрелась по сторонам — откуда ещё ждать неприятностей? Вроде всё тихо, только из-за печи сверкнули два жёлтых огонька. Осторожно пригнулась и всмотрелась в тёмный угол. Интересно, и давно там это чудо сидит? Как же я его раньше не заметила?

За печкой, обхватив ручками большой жбан, кажется со сметаной или сливками, сидел лохматый человечек с румяным круглым лицом. Одет в серую старенькую косоворотку, лапти и коричневые коротковатые штаны. Рядом, устремив пронзительный взгляд на жбан, и даже не глянув в мою сторону, пристроился большущий чёрный котяра.

Заметив, наконец, что сотрапезник отвлекся, кот перевел на меня взгляд светящихся собственным светом, зелёных глаз.

— Тебе чего?

Пора бы мне уже закалиться в разговорах с племенем кошачьих, оказалось, нет! Уставилась на кота, чувствуя, как челюсть непроизвольно отвисает.

— Чего молчишь? — поддержал кота сотрапезник.

— А… А вы кто? — сглотнув комок в горле, хрипло выговорила я.

— А ты слепая? — насмешливо сверкнул зеленью в мою сторону кот.

Человечек хихикнул:

— Василий, она ж не здешняя. Я вечор её одежки посмотрел. Тьфу, пакость, — человечек повернулся ко мне: — Это кот ученый, Василием кличут. Я домовой Яги.

Остолбенело смотрела на компаньонов.

— А чё это вы тут делаете?

Вопрос сорвался сам собой. Дураку ясно — не просто так собрались в тёмном углу, едва хозяйка отправилась за порог. Так и есть. Переглянулись, и ни один не открыл рта, ожидая реакции приятеля.

— Ну, так что? Отвечать будем?

— А ты, ваще, кто такая?! — взъерошив загривок, противным голосом занудел Василий.

— Да никто, — мило пожала я плечами. — Да и не спрашиваю я ничего, это я так — интересуюсь. Бабуле, наверняка, тоже будет интересно.

Домовой грустно посмотрел на жбан и медленно отодвинул его от себя, сопроводив движения таким тяжким вздохом, что я расхохоталась:

— Да ешьте вы, — махнула рукой. — Мне жалко, что ли?

— А Бабе Яге не скажешь? — подозрительно сверкнул глазами Василий, с тоской глядя на заветный жбан.

— Я не ябеда. Скучно одной сидеть, вот и заинтересовалась — что тут происходит.

— А хочешь — мы и тебе дадим? — произнес домовёнок таким голосом, что сразу стало понятно — от сердца отрывает.

— Нет, не хочу, я наелась, как удав, — сказала чистую правду.

— Это кто ж такой? — заинтересовался учёный кот.

— Не наше это дело, — тут же осадил его домовой. — А ты, девица, иди, куда шла.

Насмешливо посмотрела на придвигаемый обратно в загребущие лапки жбан, и, решив обидеться, отвернулась. Подождав несколько минут, не выдержала, и искоса посмотрела на двух нахалов. Оба уплетали сметану, не обращая на меня ни малейшего внимания. Ничего другого не осталось, как развернуться и пойти на прогулку.

День выдался замечательный, может, поискать грибов или ягод каких, всё не так будет скучно. В избе развлечений не осталось, кроме раздававшегося из-за печи чавканья и, изредка, звуков лёгкой потасовки.

В лес не попала. Ветки елей вокруг поляны переплелись настолько, что продираться среди них — себе дороже. Давно бабулю никто не навещал. Ни дороги, ни тропки.

Пришлось расположиться на полянке возле родника. Под его мелодичное журчание и редкий пересвист птиц, незаметно задремала, сморенная зноем.

Проснулась от прохлады, пришедшей вместе с длинной тенью, подобравшейся избушки. Хотела возмутиться поведением мстительной бревенчатой зануды, но лень скандалить. Тишина и покой, царившие на поляне, настолько разнежили, что не хотелось не только кричать и возмущаться, даже шевелиться. Однако, голод