Тот был одновременно отталкивающий и приятный. Мне было странно ощущать такие противоречивые и противоположные чувства в один и тот же момент, но я уже сделал глоток. Вкус оказался сладковатым, но горчил послевкусием. Казалось, что вязкая консистенция, проскальзывая по горлу, обволакивает изнутри и прилипает к внутренностям. Я передал кувшин обратно наставнику, тут же забыв об этом, потому что неожиданно ощутил в груди вместо недавнего тепла постепенно разгорающийся жар от священного напитка. Тот все сильнее начинал жечь, как тот огонь, который был перед глазами. Свой стон я услышал как со стороны, будто чужой. Мне страстно захотелось пить, нырнуть в воду, охладить тело, чтобы избавиться от того, что начинало нещадно жечь изнутри. Тело даже подалось в сторону леса в неосознанном стремлении получить прохладу, несмотря на холод ночи, который я не чувствовал. Но тут я вспомнил слова отца…

«Приноровиться к нему. Ты должен не враждовать с ним, а принять. Как друга или брата»

Мозг в отчаянии зацепился за эти слова, когда до него стали докатываться волны болезненного жара, поглощающего все тело сильнее и сильнее, грозя испепелить. И я закрыл глаза, представляя напиток не выжигающим, а переливающимся дружелюбным огнем, которое поможет согреться в непогоду, сожжет и растворит зло, защитит и не оставит в любой беде. И неожиданно ощущения изменились. Боль резко ушла, а мне сразу показалось, что выпитый янган растворяется и проникает в каждую самую маленькую часть меня, смешиваясь с телом, растворяясь в нем, становясь мной…. Непостижимая энергия забурлила внутри, и теперь казалось, словно могу взлететь, если захочу. От этого ощущения я резко выдохнул и распахнул глаза. Остальные все так же стояли в свете пламени с отрытыми глазами. Я смотрел на друзей, радостно отмечая янтарный цвет глаз каждого из них, не осознавая изменений в самом себе….

«Все свершилось⁈ Или нет⁈»- билась внутри как птица мысль, боясь оглядываться и понимая, что иначе бы ко мне уже подошли.

Я судорожно обернулся назад, на меня смотрел улыбающийся отец.

«Страж⁈ Да или нет⁈ Папа, ответь же!» — просил я глазами, еще не поняв, изменился или нет. Но внутри уже росло убеждение, что все хорошо, и я старался унять детский восторг и осознать себя другим. Неожиданно меня схватил за руку Румей, еле сдерживая радость.

— Ну что, братец, мы стражи! — улыбнулся тот во весь рот.

Повернувшись, увидел его янтарные радужки.

— Какого цвета у меня глаза, — еще не в силах поверить, спросил я тогда.

Друг прищурился.

— Знаешь, никак не пойму.

Затем совершенно невозмутимо приблизил свое лицо ближе к моему, как будто плохо видит, при этом молчал и всматривался с очень озабоченным лицом. Я в ответ чуть не зарычал, не смея двинуться и почти не дыша от страха, теряясь между желанием дать ему в живот или позволить себе радоваться свершившемуся.

— Вот даже затрудняюсь сказать, больше желтые или оранжевые? — бормотал Румей тем временем озадаченно прямо перед моим носом, пытаясь ответить на очень сложный вопрос, продолжая напряженно вглядываться в свете огня в мои глаза, будто подслеповат.

— Придурок! — прошипел я, расслабленно выдохнув.

Он сказал главное. Мои глаза тоже изменились…. А это значит — я стал Стражем! Как мечтал….

«Ни одного изгоя!» — вдруг понял я, и эта мысль только усилила рождающееся внутри ликование.

И только в этот миг, когда сомнений больше не осталось, я осознал, как по-другому выглядит мир вокруг….

Глава 5

Теперь цвета ночи и остальные стражи вроде остались прежними, но я словно видел красоту природы еще острее. Внутреннее ощущение идеальности окружающего мира пронзило всего меня. А друзья будто стали светиться еле различимым беловатым светом, шедшим изнутри. Тогда я посмотрел на священный огонь, уловив, что тот стал более оранжевым, жгучим, но лишь греющим даже на расстоянии. Мне стало интересно, что будет днем, и пришлось набрался терпения увидеть все новым взглядом чуть позже….

Тем временем спокойно переждав выражение бурных эмоций у новых стражей, Соргос поднял руку вверх, привлекая внимание, и тут же наступила тишина.

— Мы все искренне поздравляем вас, — сказал он торжественно и с улыбкой, а его голос разносил ветер. — Вы все достойны этого. И сейчас можете вернуться к своим семьям, но вечером на главной площади начнется ваше служение. Новые стражи покинут нас на семь лет, а мы будем ждать вас домой. Надеюсь, всех.

Почти одновременно мы выдохнули, осознавая, что все равно придется уйти. И теперь эта символическая подготовка к судьбе изгоя и сбор вещей перед Церемонией показалась мне лишь тренировкой. Привыканием к мысли, что впереди все равно ждет дорога.

— Да, наставник, — выдохнули мы почти одновременно так привычно, уже мечтая быстрее вновь обнять родных и увидеть в их глазах гордость за то, что сын или дочь стал теперь стражем.

— Идите, мы будем ждать вас на площади, — сказал Соргос и наставники, кроме отца, словно растворились в темноте.

— Знаешь, я, пожалуй, выращу бороду и лохмы, как у Варкоса, — вдруг забубнил Румей у меня над ухом, когда мы брали свои баулы. — Это как-то мужественно выглядит. Ну пара шрамиков, укус какой-нибудь особо страшной твари — ни одна девушка не устоит!

От воспоминания я резко выдохнул.

— Тут вот кое-что случилось, — произнес я тихо, понимая, что должен рассказать. — Это касается Эвер.

Ощущение тисков, схвативших меня за грудки, было дополнено блеском янтарных гневных глаз друга. Вся его веселость вмиг улетучилась.

— И что же случилось? — обманчиво добро спросил тот, все равно похоже на шипение.

Но не драться же с ним по собственной глупости⁈ Потому я с усилием закинул баул на плечо, не собираясь сопротивляться.

— Ты только ничего не подумай! Я хотел…

— Мальчики, я не помешала? — вдруг раздался голос виновницы нашей стычки, — Арай, можно с тобой поговорить? — тише спросила она, не обращая внимание на состояние Румея.

Тот же убивал меня взглядом все то время, пока я кивал Эвер и отошел с ней чуть в сторону.

— Сейчас мы уже лучше знаем нашу судьбу, — сказала девушка, так и не смотря в мою сторону. — Поэтому я хотела сказать, что если у тебя ко мне какие-то особенные чувства, то…

Эвер сделала тяжелый вздох, ища слово, чтобы не обидеть. Я видел это и ощущал в ее голосе и интонации.

— В общем, не надо ни о чем говорить, пока не вернемся. Мне сложно понять пока, что чувствую. Мысли только о служении. И кто знает, что там случится с нами. Ведь так?

И только в этот момент