она замирает. И не удивительно. В ванной часть кафеля на полу снята и круто вниз уходит грубо сколоченная деревянная лестница.

Женщина принужденно улыбается, надеясь на ответную улыбку одобрения. Но мужчина не улыбается. В самом деле, настоящая шутка производит большее впечатление, если при этом сохраняют серьезность.

— Зажгите свет и прикройте, пожалуйста, дверь.

Когда она прикрыла за собой дверь, то почувствовала, будто ей заложило уши. Нет, уши ей не заложило, просто сразу наступила гробовая тишина. Кромка двери обита толстым войлоком.

— Там, внизу, детская.

Женщину удержал, возможно, тон, каким это было сказано. Тон, каким мужчина произнес «детская»… Неуловимо загадочный, теплый и в то же время искренний и торжественный. Видимо, пока тревожиться нечего… Не исключено, что каждый дом имеет свою вот такую детскую. И она просто не в курсе дела — возможно, именно такой и должна быть настоящая детская.

Мужчина спускается до середины лестницы и естественно, без всяких колебаний протягивает женщине руку.

— Осторожно голову.

В конце лестницы еще одна дверь. Целиком обитая войлоком, мохнатая, как шкура животного, толстая дверь. Массивный засов. Мужчина отодвигает его и открывает дверь.

И сразу же бросаются в глаза мрачные зеленые волны… Колышущиеся темно-зеленые полосы света. Потом слышится шуршащий звук, точно по песку морского побережья тащат телеграфный столб.

— Джунгли каменноугольного периода, — слышит она шепот мужчины. — Может быть, этот звук издает ползущий динозавр?

— Какие огромные джунгли, а?

— Это только кажется. Эффект достигнут с помощью полупрозрачных экранов и светотени. Поэтому к ним неприменимо понятие «огромный» в прямом смысле слова.

— Если присмотреться, видны даже кедры.

— А вон там есть и болото. Смотрите, на его поверхности поблескивает вода.

— И какая духота.

— Бóльшая часть моих заработков ушла на эту комнату… Давайте пройдем сюда.

Неожиданно раздается вой какого-то зверя.

— Что это?

— Аргозавр. Один из видов хищных динозавров.

— Как же удалось…

— Магнитофонная лента. Звукозапись. Конечно, по правде говоря, никому не известно, таким ли голосом выл динозавр. Сейчас среди сохранившихся пресмыкающихся есть ящерица-крикунья, но ее крик не имеет ничего общего с ревом дикого зверя. Он похож, скорее, на лягушачье кваканье. Но педагогический эффект важнее правды. В кино и на экране телевизора голоса чудовищ соответствуют их размерам. То, что вы сейчас слышали, записано с телевизора… О-о, по этой дороге дальше не пройти. Она проецируется на стену… Идите сюда.

— Где же дети?

— Сейчас они выскочат откуда-нибудь. Привыкли нападать неожиданно.

— Угу…

Это произошло в тот момент, когда женщина кивнула. Ветви огромного кедра слева от нее, за которым ничего не было видно, неожиданно раздвинулись, показалось ярко-голубое небо и оттуда — просто непонятно, каким чудом они там удерживались, — выглянули двое детей.

Один, видимо старший, целится в нее из лука. Другой, стоя рядом с ним на одном колене и жуя резинку, держит для брата наготове стрелы. Лица ужасно бледные… Или, вернее, почти бесцветные, полупрозрачные… Головы кажутся какими-то мятыми — видимо, их давно не мыли, волосы свалялись, как вата.

Мужчина в растерянности кричит, но уже поздно — первая стрела вылетела из лука. Она задела шею женщины, инстинктивно отпрянувшей назад, и издала резкий свистящий звук — точно рассекли воздух хлыстом. Разрушительная сила, беспощадность слышались в звуке, который издала стрела, ударившись о железобетонную стену, и это совсем не вязалось с крохотным луком в руках мальчика.

Женщина, бежавшая сквозь полосы зеленого света, слышала крик мужчины:

— Нельзя, что вы делаете!

Тонкий, скрипучий голос ответил ему:

— Дракон-оборотень!

— Да нет же, это мама. Она хочет научить вас считать.

— Неправда. Дракон-оборотень.

Женщина захлопывает за собой мохнатую дверь, взбегает по лестнице, слыша, как рвется ее платье, выбирается из ванной и выскакивает из дома. Она замедляет бег, лишь оказавшись на улице. Теперь за ней уже не угнаться бесцветным мальчикам, да и гнало ее совсем иное чувство, чем чувство опасности или страха.

Электричка, в которой едет женщина, мчится в центр, над ним повис толстый слой смога. В вагоне много свободных мест, но она стоит, держась за поручень, и пристально смотрит в окно. Пролетающий мимо пейзаж — как бесконечная лента газеты в ротационной машине. На фоне пейзажа в окне отражается ее лицо. Испуганное лицо с плотно сжатыми губами. Вдруг лицо в ужасе отшатывается. Это происходит в тот момент, когда мимо пробегают строения начальной школы. Было воскресенье, а может быть, и праздник, и поэтому детей очень мало — они возятся в углу школьного двора. Женщина устремляет взгляд к серому небу. Смотрит на потерявшее высоту скучное, невыразительное небо. И сердце женщины бьется, как обычно. Она еще крепче сжимает губы. Это единственное, что ей остается. Не нужно открывать рта, и тогда, может быть, и завтра ей удастся встретить утро, похожее на сегодняшнее. Даже если небо будет такое же ненастоящее, нарисованное, как в той детской.

Томодзи Абэ

БЕЛАЯ РОЗА

Самолет пробирался сквозь темно-серые вечерние облака, и пассажирам трудно было определить его точное местонахождение, но, по всей вероятности, Кюсю уже остался позади и сейчас они летели над морем Суо. Однако Саи, которому недавно за границей довелось летать на реактивных машинах, казалось, что самолет не летит, а ползет как черепаха. Тем более что Саи с самого начала не терпелось как можно скорее покинуть Кюсю и приземлиться в аэропорту в Итами. Здесь он пересядет в автомашину и помчится в Киото. В уединенном домике на Хигасияма его, наверное, уже ждет Кёко. Ее роскошное и удивительно нежное тело рисовалось ему в темно-серых облаках, окружавших самолет.

Машина судорожно вздрагивала, снижалась, а затем снова, будто задыхаясь, набирала высоту и вползала в облака, которые становились все плотнее, превращаясь в сплошную стену. Незаметно стена эта заслонила пышное тело Кёко, и Саи стал мысленно подгонять самолет: «Вперед, вперед!» Но через несколько секунд его взяла досада на самого себя. Он заметил, что под гул пропеллера мурлычет слова: «Вперед, вперед!» Тысяча чертей! Да ведь это из рефрена песни рабочих, объединенных в Отряды действия за национальную независимость! В душу его даже закралось сомнение: а вдруг этот продолжавший дрожать как в лихорадке самолет — будь он проклят! — возьмет да повернет назад!

Ему вспомнилось то, что произошло с ним примерно полчаса назад в аэропорту Итацуки. Сидя в зале ожидания, он рассеянно поглядывал то на группу иностранцев, то на стайку каких-то девиц — не то актрис, не то манекенщиц. В это время к нему быстро подошел молодой человек и, улыбаясь, отрекомендовался:

— Я