что почти пришли, Анна поняла по поднявшемуся в глубине построек собачьему лаю. Там, где они заканчивались и открывался вход в карьер, стояли освещаемые факелами кованые клети. Увидев стражников, собаки визгливо заскулили — то ли, в надежде, что их выпустят, то ли, приняв женщину за предназначенную для них жертву.

Странное чувство смирения от понимания собственной беспомощности перед неминуемым оглушило всю ее сущность. Сейчас ее будут драть на куски, переламывая кости, вгрызаться в плоть. Хищники сделают свое дело, их нельзя уговорить, заставить сострадать. "Лишь бы это длилось недолго", — единственное, чего она пожелала перед тем, как ее втолкнули внутрь.

Но, как ни странно, собаки не набросились на нее, а внимательно смотрели на стражников, ожидая команды. Один из них что-то гаркнул на орочьем и псы, досадно заскулив, легли на дощатый пол в стороне от девушки. Анна впечаталась спиной в металлическую дверь решетки, не решаясь сделать движение. Солдаты давно ушли и лагерь вновь накрыла тишина, а женщина все стояла, боясь привлечь внимание псов. Единственное, что она могла себе позволить — тихонько переминаться с ноги на ногу, когда уже почти не чувствовала их.

О сне не могло быть и речи — ледяной воздух бодрил не хуже настороженного урчания собак на каждый доносившийся с ее стороны шорох. Небо начало светлеть, теперь Анна могла разглядеть обитателей этой маленькой тюрьмы. Три крупных пса, размером, пожалуй, с волка, занимали половину клетки, сбившись в кучу вокруг четвертой, самой большой особи. Ровного темно-серого окраса с черными, подрагивающими от каждого звука ушами, они пытались согреть вожака.

Лагерь просыпался. Взошедшее светило обдавало теплом спину и плечи Анны, словно уговаривая поспать. Сил не осталось. Пережитое давало о себе знать, и сквозь полудрему женщина не заметила, как сползла по решетке на пол. От ощущения чьих-то прикосновений она открыла глаза. На нее смотрели два чайного цвета зрачка. Встретившись взглядом с Анной, псина злобно зарычала. Женщина вспомнила: смотреть прямо на хищника — все равно что бросать ему вызов. Она покорно сомкнула веки, показывая, что принимает власть нового соседа. Холодный влажный нос, обдавая кожу теплым дыханием, бродил по лицу, спускался к рукам и коленям. Когда обнюхивание было закончено, Анна снова приоткрыла глаза. Потеряв к ней интерес, собака направилась в сторону стаи. "Самка", — подумала женщина, разглядев большой живот и набухшее вымя. — "Скоро родит", — мелькнуло в голове перед тем, как сон пересилил разум.

За день Анна проснулась лишь дважды. Сначала — когда выпускали собак. Увели даже беременную суку, видимо, здесь любой должен был отрабатывать свой кусок. Затем — когда захотела в туалет. Какой-то мальчишка по указке стражника принес Анне деревянное ведро. От стыда спасало лишь то, что клети стояли в укромном месте. Почему орки все это время ее не трогали, она не понимала. Лишь свернулась калачиком на полу, наслаждаясь дневным теплом и временным спокойствием.

Вечер неминуемо вел за собой холод, проясняя разум. Собак привели, когда уже смеркалось, и Анна вновь забилась в угол. Однако измотанные жарой животные равнодушно прошли мимо и улеглись на свое прежнее место. Вскоре один из стражников вновь появился у клетки с ведрами в руках. Внутрь полетели куски сырого мяса, жадно перехватываемые псами.

— Твой ужин, малка.

Очередной кусок плюхнулся у ее ног. Животные жадно уставились на него, но подойти и отнять не пытались. Кажется, до Анны стал доходить полный смысл сказанного ей напоследок хозяином. Как-то выделять ее в этой стае никто не собирался. И самой большой привилегией, продиктованной, пожалуй, лишь брезгливостью, было ведро для туалета.

Анна подняла мясо и откинула его в сторону псов. Орк, никак не реагируя на ее жест, перелил воду в небольшую деревянную кадку и поставил ее в центр клетки. И если голод пока не чувствовался так остро, то на лакающих псов Анна смотрела с жадностью. "Останется ли на дне хоть немного? Да и как вообще забрать из поилки животных то, что, они считают, принадлежит им?". Чтобы не дразнить себя, Анна отвернулась. Наступит момент, когда голод и жажда приглушат в ней брезгливость и страх перед хищниками. Но не сейчас.

Второй день ничем не отличался от первого. Ночью она дрожала от холода, днем очень хотелось пить. Воды в поилке наутро почти не осталось. Когда псов снова увели, Анна смогла наскрести в ладонь лишь пару глотков мутной жижи, выпить которую она не решилась, как и съесть брошенное ей на вечерней кормежке сырое мясо. К концу третьего дня отсутствие пищи и питья дало о себе знать. Во рту не осталось даже слюны, голову одолевала боль, а тело — слабость. Просьба отлить ей воды хотя бы в ладони ни к чему не привела, а попытка потянуться к поилке была встречена злобным оскалом. Анна свернулась калачиком на полу, пытаясь согреться, но ее тонкое платье не хранило тепло.

Сукотная самка вела себя в этот вечер беспокойно. Она бродила по клетке, словно искала удобное положение. Промаявшись так какое-то время, она легла в стороне от стаи. О том, что начались роды, стало понятно по жалобному поскуливанию. Анна никогда не заводила собак. В доме, без должного воспитания, даже маленькое животное стало бы большим стихийным бедствием. А держать его всю жизнь на цепи она считала жестокостью. В общем, как помочь псине, она не знала, но что-то подсказывало ей, что лучше просто не мешать.

Задремавшую Анну разбудил какой-то звук. Скорее это было похоже на плач — беспокойный, с протяжными подвываниями. Анна села и присмотрелась. К набухшему собачьему вымени уже присосались несколько щенков. То, что роды еще не закончились, женщина поняла по тяжелому дыханию суки. Она устала, но что-то ее сильно беспокоило.

— Эй, что с тобой? — тихо произнесла Анна, не надеясь, что та ее поймет. Однако псина будто ждала, что кто-то обратит на нее внимание. Она тяжело встала, отлепившись от детенышей, и направилась в сторону своей соседки. Женщина замерла, не зная, чего ожидать от животного. Собака подошла и ткнулась носом в руку Анны. Она лизнула ее и пригнула к земле голову, словно показывая свою покорность. Женщина осторожно провела пальцами между ушей суки, не веря, что та дает себя погладить.

— Чего ты хочешь от меня? — спросила Анна.

Собака обессиленно плюхнулась рядом и начала себя вылизывать. Теперь стало видно, что в родовых путях застрял щенок. Она осторожно прихватила кисть Анны, потянув ее в сторону своего живота. Женщина не верила глазам — псина оказалась гораздо умнее, чем она предполагала.

— Я