Пытаясь скрыть замешательство, мой друг обратился к привычному занятию. Он стал дурачиться и показывать фокусы, демонстрируя цирковое мастерство во всем блеске. Латимеры были поражены. Элис обмерла от восхищения и этим, естественно, только вдохновила Генри. Находясь в центре внимания, он сиял от удовольствия и гордости.

– Кажется, у Генри возвращается вкус к жизни, – ехидно шепнул я на ухо сестре.

– Замолкни, предатель, – прошипела она.

Немного раздраженный Артур положил конец выступлениям сына, попросив его подать канапе, а сам занялся шампанским. Я с радостью для себя отметил, что хозяин дома не поскупился.

Драгоценная жидкость заискрилась в бокалах гостей, а затем такой же блеск появился у них глазах. Вечер, безусловно, удался, и даже Артур, казалось, немного расслабился. Только Элизабет мучилась от ревности.

– Я прочитала почти все ваши книги, мистер Уайт. Как у вас получается придумывать такие занимательные сюжеты?

– Моя дорогая, я обретаю вдохновение в чтении. Мое кредо: читать без пометок – все равно что есть не жуя.

– Ого! Оригинально! Непременно запомню.

Поддержал разговор даже Виктор:

– Артур – писатель, опережающий время.

– Ну, не преувеличивай. Я всего лишь…

– Превосходное шампанское, Артур. Не возражаешь?

– Виктор, дружище, прошу, не стесняйся! Мой дом – твой дом.

– Генри! Вы просто сногсшибательны! Как у вас так получается?

– Мадам…

– Зовите меня Элис.

– Элис, если честно, это такой дар. С самого детства я…

– А вы умеете заинтриговать…

– Как же та женщина меня раздражает! Ее платье просто вульгарно, а уж сколько в ней лицемерия… Неужели миссис Латимер и вправду так привлекательна, Джон, что все глаз с нее не сводят?

– Ну, она недурна, но на любителя. Скажем так, не в моем вкусе. По сравнению с тобой, Элизабет, проигрывает вчистую. Ты сегодня выглядишь особенно восхитительно.

– Не дразни меня!

– Клянусь, неужели я стану лгать? Посмотри мне в глаза, возможно, они скажут тебе больше, чем я когда-либо смогу…

– О Джон!

Внезапно в наш дивный вечер вмешалась гроза. Когда за окном разразился ливень, Элис вскочила со стула:

– Я знала! Сегодня весь день стояла такая жара! Я ненавижу, терпеть не могу грозу!

Небо озарила вспышка молнии, сопровождаемая басистым раскатом грома.

Элис дрожала. Муж бросился к ней.

– Дорогая, как ты? Может, приляжешь? С вашего позволения, мистер Уайт.

– Конечно-конечно. Вам плохо? Я по образованию врач, хотя больше не практикую. Если я могу чем-нибудь помочь, дорогая…

Элис не ответила. Она смотрела вперед безжизненным взглядом, руки у нее дрожали. Патрик уложил супругу на диван. Дыхание молодой женщины было очень тяжелым и таким учащенным, что платье буквально трещало по швам. Гроза разыгралась еще хлеще. Хотя занавешенные французские окна, выходящие на пустошь, скрывали зазубренные лезвия молний, все же вспышки света на черном, как уголь, небе сверкали друг за другом настолько быстро, будто не прекращались вовсе. Безжалостная, разъяренная стихия бушевала под аккомпанемент ревущего грохота, словно предвещающего конец света.

Никто не издавал ни звука. Гроза все сильнее неистовствовала, но мы больше перепугались за Элис. Молодая женщина словно оцепенела.

– Не волнуйтесь, – наконец нарушил молчание ее муж. – Она медиум. Возможно, кто-то ее позвал. Но ей нужен полумрак, нельзя ли приглушить…

– Могу выключить люстру, – кивнул Генри, однако его голос дрожал. – Нам хватит и лампы у окна.

– Тогда, – возразил Патрик, – свет будет бить ей в глаза. Лучше оставить вон ту, возле книжного шкафа.

Генри повиновался. Комната погрузилась в темноту. Гости окружили диван. Грудь Элис слабо поднималась и опускалась под звук гортанного хрипа. Веки женщины подрагивали.

Патрик жестом призвал всех к молчанию.

Мы затаили дыхание. Губы лежащей разомкнулись, и послышались странные слова:

– Эта земля туманна. Все здесь – лишь сумрак и мгла. Нельзя верить тому, что предстает перед глазами. Обитателям сих мест неведома жизнь, они лишь тени, захваченные временем…

Ее голос стих.

– Дорогая, – мягко спросил Патрик, – ты видишь что-нибудь еще?

Спустя мгновение Элис негромко продолжила:

– Увы, нет. Дымка рассеивается, и тени отступают. Темно. Хотя подождите. Из тумана вырисовываются силуэты. Две женщины. Одна из них говорит с другой. Она… она пытается ее удержать. Теперь я четко их вижу. Ее тело изрезано… на запястьях раны. Дрожащий палец показывает прямо на меня, словно хочет в чем-то обвинить. Нет, лица не разглядеть, но оно пугает.

– Это Элеанор, – прошептал Виктор. – Моя жена хочет что-то нам сообщить.

Смертельно побледнев, он подошел ближе к Элис.

– Это Элеанор, миссис Латимер. Я уверен, я тоже пытался с ней связаться. Она хочет поговорить с нами. Не упустите ее, прошу вас!

Элис закрыла глаза.

– Миссис Латимер, я вас умоляю!

– Лучше на нее не давить, – прошептал Патрик. – Это может быть опасно…

Но голос его жены снова зазвучал, уже четче:

– Та женщина исчезла, но ее подруга не спешит к ней присоединиться. Кажется, она в замешательстве, будто не знает, куда идти. Она… она хочет, сказать кому-то… Нет, не так. Ей нужен один конкретный человек, которого она особенно ждет. Он… находится здесь. Высокий, хорошо сложенный, прошедший с ней часть пути…

Все уставились на Артура. Тот будто окаменел.

– Она хочет поговорить с ним. Наедине.

Наступила тишина.

– Это ведь вы, мистер Уайт, – произнес Патрик, задумчиво глядя на жену. – Вы долго прожили в браке, и теперь ваша супруга хочет что-то рассказать…

Яркая вспышка промелькнула на небе, осветив лицо Артура, на котором застыло недоверчивое выражение. Патрик подождал, пока молния исчезнет, и продолжил:

– Не хочу напрасно вселять надежду, мистер Уайт, но, может, и получится. Мы уже проводили подобный опыт раньше, и, кажется, сегодня Элис особенно чувствительна.

Виктор вцепился в плечо друга:

– Артур, ты должен попробовать!

Тот потупился и кивнул.

– Правда, не могу гарантировать успех, – выдохнул Патрик Латимер. Он вынул из кармана платок и вытер лоб. – Если честно, эксперимент закончился удачно только один раз, несколько лет назад. Мы тогда только поженились.

Можете задать вопрос вашей супруге, мистер Уайт. Такой, чтобы ответ на него знала она одна. Но только не произносите вслух. Напишите на бумаге где-нибудь в отдельной комнате. Листок положите в конверт, заклейте его и как-нибудь пометьте. Или, если хотите, запечатайте воском. Лишь бы ни одна душа не могла увидеть.