Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, беспокоила его манера, в которой говорил Канарис, а так как Радл был человеком, любившим быть с собой честным, то он признался себе, что волновался не только за адмирала. Он очень даже думал о себе и своей семье.
Официально юрисдикция гестапо не распространялась на людей в форме. Но в то же время Радл слишком часто видел, как многие его знакомые просто исчезали с лица земли, чтобы верить этому. Позорный декрет «Ночь и туман», по которому многие несчастные исчезли в тумане ночи в самом прямом смысле, предназначался лишь для жителей завоеванных территорий, но, как хорошо знал Радл, в концентрационных лагерях в данный момент было больше пятидесяти тысяч немецких граждан нееврейской национальности. С 1933 г. умерло почти двести тысяч.
Когда Радл вошел в свой кабинет, его помощник унтер-офицер Хофер просматривал только что поступившую ночную почту. Это был спокойный темноволосый человек сорока восьми лет, трактирщик из Гарца, великолепный лыжник, который, чтобы попасть в армию, уменьшил себе возраст. Он служил с Радлом в России.
Радл сел за стол и угрюмо уставился на фотографию жены и трех дочерей, находившихся в безопасности в горах Баварии. Хофер, знавший эти признаки, подал ему сигарету и налил немного французского коньяка из бутылки, которую держал в нижнем ящике стола.
— Так плохо, господин полковник?
— Так плохо. Карл, — подтвердил Радл, выпил коньяка и рассказал Хоферу все.
* * *
На этом дело могло бы и прекратиться, если бы не удивительное совпадение. Утром 22-го, точно через неделю после беседы с Канарисом, Радл сидел у себя за столом, пробираясь сквозь массу бумаг, накопившихся в течение его трехдневной поездки в Париж.
Настроение было плохое, и когда дверь отворилась и вошел Хофер, Радл хмуро посмотрел на него и нетерпеливо сказал:
— Ради бога. Карл, я же просил оставить меня в покое. Ну что теперь?
— Простите, господин полковник. Дело в том, что мне на глаза попалось донесение, которое, по-моему, может быть вам интересно.
— Откуда?
— Из абвера I.
Этот отдел занимался шпионажем за границей, и Радл с неохотой отметил появление слабого интереса. Хофер стоял в ожидании, прижав к груди папку. Радл со вздохом положил перо:
— Ладно, рассказывайте.
Хофер положил папку перед ним и открыл ее:
— Это последнее донесение от агента в Англии. Кодовое имя Звездочка.
Радл посмотрел на первую страницу и потянулся за сигаретой из коробки на столе.
— Миссис Джоанна Грей, — прочитал он.
— Она живет в северной части Норфолка, у самого моря, господин полковник. В деревне под названием Стадли Констабл.
— Ну конечно, — сказал Радл, вдруг ощутив прилив энтузиазма. — Не та ли это женщина, которая сообщила подробности установки Обоу? — Он быстро перелистал несколько страниц и нахмурился: — Здесь чертовски много написано. Как она ухитряется столько передавать?
— У нее отличный связной в испанском посольстве, который провозит ее донесения в дипломатическом портфеле. Не хуже почты. Мы обычно получаем корреспонденцию в течение трех дней.
— Поразительно, — сказал Радл. — Как часто она шлет сообщения?
— Раз в месяц. У нее есть также радио, но пользуется им редко, хотя следует обычной процедуре и держит свой канал открытым по часу три раза в неделю на случай, если экстренно понадобится. На связи с ней с нашей стороны капитан Мейер.
— Ладно, Карл, — сказал Радл. — Принесите мне кофе, и я прочту это.
— Интересный абзац я отметил красным, господин полковник. На третьей странице. — И, выходя из кабинета, добавил: — Я также вложил английскую крупномасштабную военно-топографическую карту района.
Донесение было составлено очень хорошо, ясно и полно ценной информации. Общее описание состояния дел в районе, местоположение двух новых эскадрилий американских самолетов В-17 к югу от Уоша, эскадрильи В-24 у Шерингема. Хороший добросовестный материал, но отнюдь не волнующий. Когда же Радл приступил на третьей странице к короткому абзацу; отчеркнутому красным, он от волнения ощутил спазм в животе.
Информация была простой. Британский премьер-министр Уинстон Черчилль должен был в субботу, 6 ноября, утром инспектировать подразделение бомбардировочной авиации Королевских военно-воздушных сил близ Уоша. Позже в тот же день он намеревался посетить фабрику недалеко от Кингс-Линна и выступить перед рабочими с краткой речью.
А дальше шло интересное сообщение. Вместо того чтобы возвратиться в Лондон, Черчилль решил провести уик-энд в поместье сэра Генри Уиллафби Стадли Грэндж, которое расположено в пяти милях от деревни Стадли Констабл. Это был чисто личный визит, который предполагалось держать в секрете. Естественно, никто в деревне об этом плане не знал, но сэр Генри, отставной морской капитан третьего ранга, по всей видимости, не мог удержаться, чтобы не поделиться новостью с Джоанной Грей, которая, как вытекало из сообщения, была его близким другом.
Радл несколько минут сидел, уставившись на документ и размышляя о нем, затем взял топографическую карту, приложенную Хофером, и раскрыл ее. В этот момент Хофер внес кофе. Он поставил поднос на стол, наполнил чашку и стоял с невозмутимым видом.
Радл поднял голову:
— Ладно, черт вас побери. Покажите мне, где это. Думаю, вы знаете.
— Конечно, господин полковник. — Хофер ткнул пальцем в Уош и провел им на юг вдоль берега. — Стадли Констабл, а вот Блэкни и Клей на побережье, вместе они образуют треугольник. Я посмотрел донесения миссис Грей об этом районе с довоенных времен. Изолированное сельское место. Глухой берег с необъятной приливной полосой и солеными болотами.
Радл еще раз посмотрел на карту и принял решение:
— Позовите ко мне Ханса Мейера. Мне бы хотелось с ним побеседовать, но даже не намекайте о чем.
— Конечно, господин полковник.
Хофер пошел к двери.
— Да, Карл, — добавил Радл, — все донесения, которые она присылала, принесите. Все, что у нас есть об этом районе.
Дверь закрылась. И Радлу вдруг показалось, что в комнате стало очень тихо. Ему захотелось курить, и, как обычно, он взял русскую папиросу. Многие, кто воевал на Востоке, пристрастились к ним. И Радлу они нравились. Папиросы были слишком крепкими и вызывали кашель, но ему это было неважно: доктора предупредили его, что из-за серьезных ранений жить ему осталось недолго.
Радл подошел к окну, чувствуя себя странно опустошенным. Какой фарс! В самом деле, какой фарс! Фюрер, Гиммлер, Канарис — как тени на белом экране в китайском театре. Ничего осязаемого. Ничего реального в этом глупом деле — охоте за Черчиллем. В то время как хорошие ребята тысячами гибнут на Восточном фронте, он играет в проклятые дурацкие игры, вроде этой, которые, по всей вероятности, ни к чему не приведут.