в клинике, она была в курсе всех процедур и ничего не спрашивала. Конфиденциальность в медцентре на высоте, это чистая правда.

— Поль, ты можешь идти домой, тебя же ничего не беспокоит?

— Ничего, — ответила я, поднимаясь, и наши с ней взгляды скрестились на моем животе. Только сейчас я поняла, что все это время гладила живот рукой, и ладонь так и осталась на нем лежать.

Все прошло хорошо, эмбрион прижился, и три месяца прошли как одна неделя. Я жила обычной жизнью, каждый день ходила гулять, несколько раз встречалась с подругами. Но, конечно, никому ничего не говорила. Они решили, что у меня появился богатый любовник, до меня даже стали доходить слухи, что он старый и страшный. А я и не спешила никого разубеждать.

Когда начнет расти живот, это будет лучшим прикрытием и лучшей легендой. Немолодой и некрасивый, но очень богатый любовник. Даже ничего не пришлось придумывать!

Кстати, а что, если это правда, и муж Анны в самом деле не блещет красотой? Или может он болен неизлечимой болезнью, и она решила получить ребенка с хорошей генетикой от доноров?

Да, не зря я так люблю любовные романы, или это беременность на меня так действует?

Мама позвонила один раз, и я сказала, что уехала на съемки за границу. А потом сменила номер. Пока там живет отчим, мне в дом дороги нет.

Сегодня первый акушерский скрининг, и я немного волнуюсь, хотя все уверяют, что волноваться нечего, беременность протекает прекрасно. Я научилась прятать свое беспокойство, чтобы не вызывать лишние вопросы, и прятать очень далеко. В самую глубину.

Дается это все сложнее и сложнее. Когда проводили первое УЗИ, чтобы подтвердить беременность, я специально отвернулась. Было чувство, будто за мной наблюдают, и вполне возможно, что так и было. То ли Анна, то ли они с мужем вместе. И я поняла, что мне это не нравится.

Хотелось прикрыться рукой, хотелось закрыть монитор и крикнуть, чтобы никто больше не смотрел. Хотя никто не смотрел, даже я.

Это было короткое наваждение, как помешательство. А потом было еще много таких, когда я покупала цветы, чтобы его порадовать. Съедала вкусную панакоту и представляла, как ему нравится. Меня будто затягивало в неизвестную воронку, из которой с каждым днем оставалось все меньше шансов выбраться.

Сегодня я тоже не собираюсь смотреть. Обещаю себе это уже неделю, потому что совсем недавно с ужасом обнаружила, что считаю дни, оставшиеся до очередного УЗИ. Не потому, что меня пугает формулировка «УЗИ плода на наличие маркеров хромосомных патологий», а потому что я просто хочу его увидеть.

Раздеваюсь, ложусь на кушетку, и как будто вначале все идет как обычно. Но в какой-то момент атмосфера в кабинете меняется. Ощутимо, осязаемо. Как будто воздух утяжеляется и вязнет в легких.

Голос врача-узистки меняется, когда она берет в руки телефон. Если до этого он звучал ровно и спокойно, то сейчас — слишком сухо и хлестко.

— Татьяна Валериевна, можете говорить?

У меня внутри все обрывается.

— Что с ним? — поворачиваю голову и замираю. На мониторе виден настоящий человечек, пусть совсем крохотный, но у него уже есть ручки и ножки. Смотрю, как зачарованная, не в силах отвести взгляд.

— Все хорошо, Полина, все нормально, — медсестра берет меня за руку и помогает подняться. — Пойдемте, я проведу вас в комнату отдыха, подождете заключение там.

Иду, не чувствуя ног, пол подо мной качается будто палуба корабля, а рука непроизвольно тянется к животу.

— Не бойся, малыш, — впервые говорю вслух. Негромко, чтобы не испугать ребенка, который совершенно точно сейчас испугался. И совершенно точно он успокаивается от того, что я глажу живот.

Минуты тянутся медленно. Кажется, что я здесь сижу вечность, а прошло всего полчаса. Открывается дверь и входит докторша, она протягивает мне телефон.

— Полина, здравствуй, — слышу голос Ермаковой, — ты только не волнуйся и не нервничай. Но новости у нас не радужные.

Дальше слышу только отдельные слова, которые похожи на выстрелы: «маркеры», «хромосомные патологии», «короткая кость носа», «расширенная воротниковая зона», «так бывает», «будем уточнять»…

На некоторое время я точно отключаюсь. Из прострации вырывает телефонный звонок. Анна. Я так не хочу принимать звонок, что даже пальцы сводит.

— Я сожалею, Полина, — словно током бьет из динамика, — но такой ребенок мне не нужен. Я отказываюсь от дальнейших обследований. За аборт ты получишь компенсацию. Квартиру нужно освободить до конца недели. Всего хорошего.

Глава 5

— Ваши заказчики отказались от ребенка, Полина. Так бывает, никто от этого не застрахован. Ничего смертельного не произошло, жизнь на этом не останавливается. Да и ребенок не ваш. Не стоит принимать неудачу так близко к сердцу.

Я сижу в том же кабинете, что четыре месяца назад, в удобном кресле в кабинете главврача медицинского центра «Эдельвейс». Ольга Ивановна говорит без остановки, а я тупо смотрю на руки и боюсь поднять глаза. Потому что тогда точно разревусь, а я не хочу, чтобы она меня утешала.

Я не думала, что мне будет так жаль. До слез, до боли в груди. Больно и страшно от того, что он чувствует. Не мой, ничей, никому не нужный ребенок. Да, ребенок, живой малыш, а не «плод с хромосомной патологией».

— Это точно, Ольга Ивановна? — почти шепчу, чтобы не сорваться на крик. — Это не может быть ошибкой?

— Зачем тебе это, Поля? — внезапно говорит она не сухим и профессиональным, а очень сочувствующим и доверительным тоном. — Тебе девятнадцать лет, девочка! Заказчики отказались проводить биопсию ворсин хориона плода и другие исследования. Все они предполагают прокол матки, а это может повлечь осложнения, так что никто не хочет рисковать.

— Разве лучше сразу убить? — все же поднимаю глаза, и они сразу затуманиваются.

— Поля, хромосомные пороки нельзя вылечить. Влияние, которое они оказывают на развитие плода, необратимо. Все, точка, — теперь голос Ольги звучит устало, — перестань себя накручивать. Чему тебя учил психолог? Представь, что там ничего нет. Кусок плоти. Тебе просто надо пройти одну неприятную процедуру и все. Тебя почистят под наркозом, ты ничего не почувствуешь.

Я закрываю глаза. Как это не почувствую? Если меня сейчас будто по сердцу скребут металлическим скребком, раздирают в клочья.

— Конечно, это не очень хорошо, что твоя первая беременность заканчивается абортом. Но это и не приговор, Полина. Срок пока допустимый, но любое промедление будет чревато тем, что позже многие клиники просто откажут тебе.

В ответ на мой удивленный взгляд она поясняет уже вполне официально.

— У нас в