Что же до молодых, поднаторевших в работе с компьютером, ассистентов, то они ведут занятие по-современному: приходит преподаватель-вундеркинд на занятие с ноутбуком, вывешивает на стену экран и отбрасывает без разбора на него картинки, которые он слизал с учебника, демонстрирует текст, который сам не может запомнить. Я же веду занятия по старинке. Мне говорят, что начитывать студентам на практических занятиях микролекции непедагогично да и тяжело. Мне как-то, было это давно, один профессор сказал: «Чтобы чувствовать себя на лекции как рыба в воде, нужно в голове держать материал в двадцать пять раз больший, чем ты скажешь студентам за два часа на лекции». К тому же я никогда не пользуюсь шпаргалками. Передо мною на столе лежат рентгеновские снимки, ведомость успеваемости студентов и более ничего. Все это располагает к импровизации. Но если, как сейчас, приходится вести занятия с тяжелой группой и говорить в пустоту, то я не только не чувствую от занятий удовлетворения, не только устаю, но и, как у психиатров при контактной болезни, глупею.

Когда мы начинаем дискутировать с Салаватом на педагогическую тему, то он говорит: «Занятия у нас ведет каждый преподаватель так, как ему удобнее, как ему позволяет совесть, а шефу нет дела до студентов. К тому же многие подрабатывают на стороне. Когда тебе после занятий нужно бежать на консультацию или прочитать лекцию в поликлинике по договору с фармфирмой, ты уже мало думаешь о студентах».

Помимо студентов лечебного факультета, у нас на кафедре обучаются еще три коммерческие группы. Это студенты санитарно-гигиенического факультета. В свое время они не пробились на лечебный факультет, но сохранили благое желание лечить больных. После окончания санфака им в университете предоставили возможность в течение года переквалифицироваться в лечебников за немалые деньги. Целый год они проходят, помимо терапии, акушерство с гинекологией и хирургию. Стать практическими врачами – это их осознанный выбор и потому среднестатистический студент санфака из этих групп сильнее студента лечебного факультета.

За преподавание этим студентам преподаватель получает коммерческие деньги. А раз так, то наш шеф контролирует, кому из преподавателей дать ту или иную группу. Мне редко приходилось вести коммерческие группы, а в последние годы я их вообще не веду – не дают. По пульмонологии их ведут молодые преподаватели – ставленники шефа. Практического опыта работы и педагогического стажа у них нет. Никто из них не вылечил ни одного пульмонологического больного. Рентгенологических снимков для демонстрации у них тоже нет. И проводят они занятие своеобразно: дают студенту подготовить по теме реферат, студент спишет из учебника текст себе в тетрадку. Когда на занятии преподаватель предоставляет ему слово, он встает и начинает, уткнувшись носом в тетрадку, не поднимая головы, тараторить доклад. Студенты, сидя на первых партах, от скуки зевают, а на последних – дремлют или разговаривают о чем попало. Преподаватель испытывает при этом тихое удовлетворение – время-то идет.

А между тем под личным руководством опытного квалифицированного преподавателя, кроме догматики науки, студентам с большой силой убеждения представляются клинические примеры, критическая оценка, опытный взгляд, нередко с жаром, с увлечением. Любовь преподавателя к своему предмету связывает студента живою связью с наукой, влагает в нее живою речью живую душу. Никакой книжный курс, никакой Интернет этого не даст.

Вот уже год у нас на кафедре обучаются также три коммерческие группы студентов из Индии. Все юноши. Преподавание, согласно договору, индусам должно проводиться на английском языке, но преподавателей, владеющих английским, у нас не хватает. Поэтому многие преподаватели общаются со студентами то на плохом английском, то на русском языке. За ведение этих групп преподаватель так же получает коммерческие деньги, и каждый, из преподавателей, кто мало-мало по-английски лепечет, старается взять индусов. При этом он бюджетную группу, за которую также получает деньги, передает ординатору или аспиранту. А уж тот занимается с бюджетниками как бог на душу положит.

У многих теперь на уме только одно: где бы подзаработать.

Участковый врач у нас получает пятнадцать тысяч рублей, участковая медсестра – десять, а зарплата доцента с большим стажем немногим больше оклада участковой медсестры. Хорошо, если за лечебную работу преподавателю клиника приплачивает полставки, что теперь вследствие оптимизации нашего здравоохранения бывает очень редко. А если нет! «Бытие определяет сознание», – и потому с некоторых пор на каждой кафедре «все смешалось в доме Облонских».

Теперь уже наши студенты не дежурят по ночам в клинике вместе с дежурным врачом и не докладывают о прошедшем дежурстве на утреннем рапорте, они уже не выступают и не присутствуют на клинических конференциях, да и сами конференции, которые раньше проводились еженедельно во второй половине дня, канули в лету. Вместо конференций с некоторых пор один раз в неделю после пятиминутки, когда докторам нужно идти к больным на обход, у нас проводится, на скорую руку, скомкано, клинический разбор сложного больного или доклад на ту или иную тему. При этом демократии нет и в помине. Шеф считает, что на этих разборах тон всему должен задавать он и патологически болезненно воспринимает, если кто-то выступает и при этом говорит по существу. Поэтому я, как и некоторые наши преподаватели, на утренние разборы не хожу, и шеф это молча одобряет.

Теперь у нас ассистенты, пришедшие на кафедру после школьной скамьи, не ведут в палатах больных, тогда как в свое время мы вели по двенадцать пациентов, плюс два ночных дежурства в месяц, плюс консультации в других отделениях и в реанимации, плюс вылеты по санавиации – это была школа. Правда и то, что платили нам в то время иначе. Нет теперь у нас также ни профессорских, ни доцентских обходов, а между тем наша кафедра считается одной из лучших в университете. Несколько иначе обстоят дела на хирургических кафедрах. Там порой преподаватель борется за больного, если знает, что если он его прооперирует, то тот его щедро отблагодарит.

Занятие у нас еще не закончилось. После перерыва я представляю студентам очень интересный клинический случай.

Женщина сорока лет поступила в пульмонологическое отделение РКБ с прогрессирующей сердечной недостаточностью. У нее увеличена печень, отеки на ногах и слабость такая, что она в течение дня не встает с кровати. Отчего это произошло, поначалу было неясно. Однако при обследовании было выявлено повышенное давление в легочной артерии, что привело в конечном итоге к сердечной недостаточности. Чтобы выяснить, почему повысилось давление, больной провели ангиопульмонографию: через подключичку провели катетер в легочную артерию – ввели в катетер контрастный препарат и сделали на импортном аппарате серию скорострельных снимков. При этом было выявлено, что контрастный препарат пошел только в сосуды нижней доли левого легкого. Остальные ветви легочной артерии были закупорены тромбами.

Я демонстрирую студентам ангиограммы. С точки зрения специалиста они уникальные. Мне как-то преподаватель-рентгенолог, который преподает рентгенологию узким специалистам, предлагал обменять эти ангиограммы на любые снимки на выбор.