Закончив монолог, я смотрю на лица студентов. Перед ними еще никто не произносил подобные речи и у них в голове происходит в этот момент сложная работа.

– Я недавно в программе «Здоровье», которую на первом канале ведет Елена Малышева, – подает голос одна из студенток, – видела рекламу: вначале профессор, маленький, шустрый такой, популярно объяснил, чем вызывается и что такое пневмония, а затем ловко вытащил из кармана халата упаковку и сказал: вот новый антибиотик. Он излечивает любую пневмонию за пять дней.

– И вы поверили? – спрашиваю я студентку.

– Теперь сомневаюсь.

– Скажу более того, – говорю я, – на передачу «Здоровье» в одной из программ, та же самая ведущая пригласила трех совсем молоденьких девчушек из «Фабрики звезд» и акушер-гинеколог стал рекламировать один из «очень эффективных» контрацептивных препаратов.

После перерыва, прежде чем перейти к принципам лечения пневмоний, мы вспоминаем азы антибактериальной терапии. Я задаю студентам простейшие вопросы:

– На какие микробы действует пенициллин? В чем отличие по спектру действии на патогенную флору пенициллина от ампициллина и оксациллина?

И никто из группы не может на эти вопросы толком ответить.

Всего же у нас антибиотиков шесть основных групп. В каждой группе по нескольку представителей.

– Основные антибиотики из каждой группы вы должны знать, – говорю я студентам. – Должны знать, чем лечить пневмонию, вызванную различными бактериями.

Про антибиотики студенты слышали не понаслышке. На четвертом курсе на кафедре фармакологии они сдавали зачет и экзамен. Про антибиотики им говорили на циклах по хирургии, акушерству и гинекологии, на множестве мелких циклах. Они прошли микробиологию, на пятом курсе у них был цикл по фармакотерапии, но простые вопросы по этой теме ставят их в тупик.

– Все не запомнишь. Названия лекарств такие трудные, – говорит одна из студенток.

– Конечно, не запомнишь, когда памяти нет. А слабоумие развивается от безделья, – рассуждаю я вслух, показывая на таблицу, и говорю – Вот перед вами все антибиотики, которые применяются при лечении различных заболеваний в России и за рубежом, спектры их воздействия на патогенные микроорганизмы. Если вы будете работать врачом, то будете назначать больным их каждый день. Почти у каждого из вас есть возможность таблицу сфотографировать. Рекомендую вклеить фотографию в рабочую тетрадь.

Студенты на меня не смотрят, угрюмо молчат. В лучшем случае из этой группы две-три девочки вклеят таблицу в тетрадь.

По стенам в учебной комнате висит, прикрывая друг друга, много таблиц, но никто из студентов не перевесит их, чтобы поинтересоваться, какую информацию несет каждая из них.

– Как будем работать, так будем знать, – говорит студент Петров.

«Чья бы корова мычала…» – глядя на него, думаю я и невольно восклицаю:

– Вашими бы устами да мед пить! Практика показывает, что студенты после шестого курса на госэкзаменах отвечают лучше, чем интерны, которые стажировались после окончания университета в течение года в стационарах ведущих клиник. А если устроить серьезный экзамен участковым врачам, то можно будет выявить только обрывки знаний, а уж про клиническое мышление у большинства докторов не приходится и говорить. У наших врачей, так же как и у студентов, отсутствует мотивация в приобретении знаний. Хорошо ты учишься или плохо, это не будет принято во внимание при распределении и это не отразится на твоей зарплате. Более того, бездари, как правило, лучше находят подход к главному врачу и у него на хорошем счету.

Я сделал паузу, подумал: «Все так же, как на нашей кафедре», – и продолжил:

– У нас, если студент мало-мало лепечет, то получает тройку, которая сродни двойке, а если на его пути встречается принципиальный преподаватель, то он его, используя связи, обходит. За каждым недорослем кто-то стоит, говоря понятным вам языком, «крышует». Впрочем, не мне вам об этом говорить. Поэтому наш диплом за рубежом считается недействительным.

По некоторым лицам студентов пробегают самодовольные ухмылочки.

Наши студенты учатся спустя рукава. Конечно же, корень зла – отсутствие материальной мотивации, но есть и другая не менее весомая причина.

Константин Сергеевич Станиславский – великий реформатор театра и педагог актерского мастерства – задавался вопросом: почему талантливый актер в течение всей жизни работает над дикцией, над пластикой, совершенствуя мастерство? И отвечал: потому, что, только обладая высокой техникой, он сможет на сцене реализовать свой талант. Талант – вот внутренний двигатель самоусовершенствования в профессии. А бездарному актеру высокая техника не нужна – ему нечего реализовывать. Душонка пуста. То же самое и у наших студентов: занимается тот, кто талантлив. Только вот таковых на курсе, к сожалению, учтиво говоря, не большинство.

И еще есть причина, почему некоторые довольно неглупые студенты относятся к занятиям спустя рукава. Я как-то сказал одному студенту: «При ваших способностях вы могли бы заниматься намного лучше». На что он мне ответил: «Смотришь, как некоторые дураки поступают в университет, как сдают отдельно от группы экзамены, как их тянут с курса на курс и опускаются руки. То, что я не занимаюсь, – это моя форма протеста против коррупции».

Как-то на госэкзамене я разговорился с профессором, заведующим кафедрой хирургии. «Сейчас мало кто из студентов хочет идти в терапевты, – сказал я ему. – Все больше желающих по известным причинам хотят стать косметологами, венерологами, акушерами-гинекологами, на худой конец хирургами». «Все это так, – согласился он, – только из всего нашего выпуска в двести с лишним человек настоящими врачами будут ну максимум двадцать пять – тридцать докторов, а к остальным я бы лечиться не пошел. Я в студенческие годы, еще будучи на младших курсах, ходил на дежурства, не упускал случая попасть в операционную, на шестом курсе уже оперировал несложные операции, а сейчас студент хочет стать хирургом, а его не загонишь в операционную».

В перерыве между занятиями я иду в рентгеновский кабинет к Анатолию Викторовичу. Он ведущий рентгенолог и бронхолог не только нашей больницы. К нему на консультацию привозят больных из других клиник, но в душе он преподаватель. Ему интересно пообщаться с молодежью, показать им снимки, продемонстрировать возможности бронхоскопии и пустить при этом студентам пыль в глаза. В штате кафедры он не состоит и занимается почти с каждой группой студентов в течение часа по моей просьбе. А знаем мы друг друга давно, еще по совместной учебе в интернатуре.

Но сегодня Анатолий Викторович чем-то озабочен – лицо неулыбчивое, поперечные ложбинки на лбу стали глубже, взгляд умных глаз сосредоточен.

– Вот рассуди, – говорит он, пожимая при встрече мне руку, – я работаю на импортном рентгеновском аппарате. Его диагностические возможности можно повысить – нужна лишь цифровая приставка. Я через Интернет разыскал фирму, которая поставляет эти приставки. Подхожу к главному врачу и говорю, что так, мол, и так. Он даже не поинтересовался, какой от этого будет эффект. Спросил только: сколько стоит и адрес фирмы. Проходит совсем немного времени, и я узнаю, что цифровую приставку уже купили, доставили, и она уже пылится на складе. Остается только смонтировать и работай. Но прошел год, а воз и ныне там. Звоню на фирму, там говорят: мы пришлем инженера, он в течение двух дней приставку с гарантией установит. Ему нужно только оплатить командировку и за работу; самое большее четыреста долларов.