Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не имею ни малейшего понятия о чем говорить… — признался Лоуренс.
— Даже если я дам честное слово, что сказанное тобой никак не повлияет на мое решение и не попадет ни в один отчет? По-прежнему нет? — Аудитор подняла бровь. — Ты не похож на человека, описанного в досье. В той части, где о тебе говорят как о сотруднике, у которого наготове всегда уместная шутка.
— Люди склонны преувеличивать.
— С этим можно соглашаться или не соглашаться, но над этим стоит подумать. Лоуренс, всем нам иногда нужна помощь, и я здесь, чтобы помочь тебе. — Она сделала паузу, но Лоуренс так ничего не ответил. — Увидимся на следующей неделе.
— До свидания.
Сновидец покинул кабинет в смешанных чувствах. Тот факт, что ему придется прийти еще раз испортило и без того скверное настроение. С другой стороны, когда в последний раз кто-либо, кроме Тони, интересовался его мнением? Даже если это было только для того, чтобы выяснить, не принесет ли он Конторе неприятностей. Аудитор хочет посмотреть его рисунки. Что ж, он их покажет, в них нет ничего дурного.
На улице начался противный холодный дождь, какой бывает только осенью, а у него не было зонта. Он попробовал поймать такси, но все они были разобраны более расторопными и менее вежливыми желающими. Вздохнув, он поднял воротник пальто и побрел домой. Капли дождя забарабанили по полям шляпы. Если заболеть воспалением легких, то скоропостижная кончина станет решением всех проблем. Может быть тогда он отправится туда, куда ушел его друг. Внезапно Лоуренсу пришла в голову мысль, что каждый год он проживает день своей будущей смерти и не подозревает об этом.
Перед следующей встречей с аудитором Лоуренс тщательно готовился. Он провел больше часа репетируя перед зеркалом вежливую и приятную улыбку. Аккуратно заполнил опросник, честно ответив на все провокационные вопросы о том, желал ли он когда-нибудь смерти коллег или руководства. Тщательно оделся, следя за тем, чтобы наряд нельзя было назвать мрачным или излишне вызывающим — неброская середина, вот в чем он нуждался. Перебрал акварельные работы и взял наиболее приятные глазу. Он должен произвести хорошее впечатление, показать прогресс с прошлой встречи и тогда его оставят в покое.
Но когда он переступил порог кабинета аудитора, вся его уверенность в себе улетучилась под пристальным взглядом женщины в сером костюме. Она видела его притворство насквозь. Сколько ей лет? Не больше пятидесяти. Сколько из них она провела здесь, наблюдая за неудачниками вроде него? Минимум двадцать. У него нет шансов.
— Лоуренс, рада, что ты не забыл о нашей встрече.
— Я принес рисунки и ответил на вопросы, — он с готовностью зашуршал перед ней бланком.
Аудитор с вежливым кивком приняла его подношения. Опросник ее не заинтересовал, а вот рисунки были изучены внимательно. Перебирая содержимое папки, она посмотрела их все и вернула хозяину.
— Спасибо. У тебя талант. Думал ли ты стать профессиональным художником?
— О, нет, я не гожусь для такого. Я рисовал, когда был юнцом, слишком поздно начинать все с начала.
— Даже если это приносит удовольствие?
— Думаю, если я стану заниматься этим профессионально, то останусь с пустыми карманами. Я не смог бы рисовать на заказ.
Аудитор смотрела как он складывает папку обратно портфель. Лоуренс должен был признать, что не чувствует в ней враждебности.
— На твоих рисунках часто изображено море. Тебе нравиться бывать на побережье?
— Ни разу там не был. — Он со стыдом покачал головой. — Видел только на картинах. Хотел поехать в отпуск, но все как-то не складывалось.
— Изображено очень натурально, — похвалила аудитор. — Значит, это место срисовано с открытки?
— Нет, это из моего сна, — нехотя признался Лоуренс.
— Тебе снится море?
— Иногда. А еще у меня было много синей краски, поэтому я решил нарисовать его. Это плохо?
— Самовыражение не может быть чем-то плохим. Рисунки не датированы, но полагаю, среди них нет новых?
— Я не рисовал со смерти друга. Не до этого было.
— Понимаю. Что скажешь, если я посоветую продолжить рисование?
— Это будет непросто, хотя я могу попробовать.
— Но… — она выжидательно подняла бровь.
— Для новых рисунков нужно вдохновение, а его получить сейчас не так-то просто.
— Как думаешь, я могу помочь тебе с этим?
— Беседы с аудитором… Для меня это новый опыт. Однако я чувствую себя лучше по сравнению с прошлой неделей.
— И что же изменилось?
Лоуренс сделал то, что претило его натуре — солгал. Для того, чтобы обмануть аудитора или потому, что правда его пугала, он и сам не знал.
— Мое настроение улучшилось. Тоска немного отступила, — он вложил максимум убедительности в голос и сам себе не поверил.
— Тоска какого рода?
Видя, что он замешкался с ответом, аудитор понимающе кивнула.
— Не торопись. Расскажи об этом, но для начала, пожалуйста, посмотри сюда.
Аудитор достала из ящика стола маленький черный метроном. На конце стрелки виднелся блестящий металлический шарик. Она поставила метроном перед Лоуренсом, легко тронула стрелку. Та лениво качнулась вправо до щелчка и в обратную сторону.
— Следи за движением шарика, — попросила аудитор и благожелательно улыбнулась.
Это было несложно. Стук метронома и движение стрелки сразу же заворожили его. Лоуренс чувствовал, как проваливается в мягкую теплую темноту, в особое место между сном и явью. Голос аудитора стал приглушенным. Он слышал, как она просит расслабиться и рассказать о причине тоски.
И он все рассказал намного больше, чем собирался. Лоуренс никогда не планировал ни с кем делиться своей тайной, тем более с аудитором, но начав говорить уже не мог умолкнуть. Словно плотина, выстраиваемая десятилетиями, треснула и потоки черной горькой воды хлынули наружу в этот дивный мир.
Хотя Лоуренс упорно отрицал, что с ним что-то не так, во всяком случае, если задать этот вопрос прямо, это не отменяло того факта, что с ранних лет он отличался от остальных. Чаще других детей он бывал поглощен мыслями, не обращая внимания на веселую возню сверстников. Он был тихим, грустным мальчиком, который мог внезапно прекратить игру и долго пристально вглядываться в лица прохожих. Словно кого-то безуспешно искал.
Его родителям это было по душе. Они радовались, что у них растет серьезный сын, не подозревая, что на самом деле творится у него внутри. «Посмотрите, в такие моменты он выглядит совсем как взрослый!» — хвасталась мать. Лоуренс рос и его тоска тоже росла, вытесняя другие чувства. Он не стал мрачным брюзгой, наоборот, но его натура приобрела болезненную двойственность. Снаружи это