Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дикие животные и их одомашненные собратья с большим удовольствием поедают остатки от человеческих трапез. Койоты, бородавочники, коровы, козы, крысы, тараканы, земляные черви и множество других существ находят обильный источник пропитания в мусорных бачках, ибо для них это райские куши. Люди очень широко используют такой род звериного чревоугодия, например, при откармливании свиней и домашней птицы, при кормлении кошек и собак. Плодотворное исследование остатков со стола и из кухни практикуется домашними животными издавна и повсеместно.
В городах часто прибегают к помощи животных, чтобы освободиться от отбросов и произвести мясо за меньшую цену. В этом смысле с незапамятных времен особенно ценятся свиньи. Вместе с собаками это, пожалуй, самые древние из известных нам одомашненных животных. Археологические раскопки в Китае и Турции открыли нам, что свинья сопутствует человеку уже десять тысяч лет. Свинья лакомилась людскими объедками и, держась возле двуногих, пользовалась их защитой от крупных хищников. Уничтожая покинутые кучи отбросов, это животное оказывало действительную услугу племени. Ныне млекопитающие и пернатые санитары изгоняются из западных городов, но продолжают свое странствие по городам и свалкам третьего мира.
Растениям также идут на пользу некоторые виды человечьих отбросов. Крестьяне это сообразили очень давно. Подобная переработка растительных и минеральных остатков — результат практической сметки, проявившейся еще века назад. Уже в античном Риме очистки фруктов и кожура оставлялись в специальных каменных выбоинах около домов, и пришлые крестьяне добросовестно уносили их с собой. Позже жившие вблизи европейских городов земледельцы собирали уличную грязь: смесь отбросов, навоза и пепла. Таким образом города возмещали деревне недостаток питательных веществ, вынесенных из почвы с собранными урожаями. Подобные добавки к стойловому навозу весьма ценились до конца XIX века. Затем крестьяне отвергли городские нечистоты, назвав их «грязным месивом». Агрономы же продолжают видеть пользу в хозяйственных отбросах, богатых разнообразными органическими элементами. Они побуждают промышленников их перерабатывать и различными способами готовить к употреблению. Новые смеси такого рода получили название «компостов».
Ныне в большинстве промышленно развитых стран около 10% кухонных отходов, собираемых на пищевых предприятиях и в сфере обслуживания, обрабатываются для получения компоста, тогда как их общая доля в выбрасываемых остатках составляет величину, в два раза большую.
А между тем компостирование вносит немалый вклад в плодородие почв. Сельскохозяйственное использование пищевых отбросов, как следует отобранных и закомпостированных, часто оказывает спасительное действие, особенно применительно к развивающимся странам, где собственно органические отбросы составляют более 50% отходов, а истощенные земли часто подвержены эрозии.
В древнем Китае свиней принуждали оставаться поблизости от жилья. Те питались отбросами и экскрементами, становясь «мусорофагами» и скатофагами.
Египтяне во времена фараонов доверяли им также задачу уборки мусора. Такой же обычай существовал в средневековой Европе. Свиньи рыли носом грязь в городах, выуживая съестное, как их дикие собратья — палую листву под дубами в поисках желудей. Они поглощали все удобоваримое, очищая общественные места. Никто и не думал сетовать по этому поводу, ибо эти четвероногие зарекомендовали себя успешными помощниками в оздоровлении городских пределов. Таковыми они оставались довольно долго, «даже в городах, что гордились своей склонностью к модернизму, как Манчестер или Нью-Йорк», — замечает Л.Мамфорд, историк города как среды обитания.
Однако в Париже однажды произошел несчастный случай, который почти свел на нет уличную свинячью прожорливость: в 1131 году одна из свинок как-то раз подвернулась под ноги жеребцу, на котором скакал сын короля Людовика VI Толстого, наследный принц выпал из седла, и падение оказалось для него роковым. С тех пор свиньям и хрякам запретили безнадзорно околачиваться на улицах. Отсюда пошла привычка водить свою скотину на поводу. В XIV веке это правило даже подтвердит специальный ордонанс. В нем указывалось, что комиссары Шатле обязаны убивать каждую свинью, вольно бродящую по улице. Им дозволяется оставлять себе голову животного и приготовлять из нее паштет, а вот тело они обязаны отправлять в больницы. Так, в 1411 году палач Капелюш получил двадцать су за то, что принес в Отель-Дьё поросенка, изловленного в каком-то проулке.
Однако же свиньи королевского аббатства Сент-Антуан пользовались особой привилегией: им разрешалось шлепать по парижской грязи, добывая себе пропитание. Прохожих предупреждал об их присутствии звон колокольчика, свешивавшегося со свиной шеи. А принадлежность данной свиньи причту аббатства подтверждалась выгравированной на колокольчике латинской буквой «Т». Франциск I подтвердил данную привилегию, и монахи проявляли особую заботу о своих четвероногих питомцах, о чем свидетельствуют призывы, приведенные Антуаном Трюке в его книжице XVI века «Выклики парижских зазывал»: «Нет ли чего для милых свинок из Сент-Антуана? А ну, хозяюшки, по-шарьте-ка у себя получше!»
Но в большинстве прочих городов и весей королевства, как и во всей остальной Европе вкупе с Америкой, свиньи продолжали бродить по улицам и трудолюбиво исполнять обязанности мусорщиков. При всем том, наряду с лошадьми и петухами, они были обязаны отвечать за свои преступления пред судом, поскольку рассматривались как одомашненные существа, подсудные тем же законам, что и люди. Когда им случалось кого-то убить, правосудие отправляло их в тюрьму, а случалось, что и казнило. Так, в 1403 году в городе Мёлане была передана в руки палача свинья, обвиняемая в том, что съела маленькую девочку. А в 1408 году кабан смертельно ранил ребенка в Пон-де-л'Арш. После содержания в тюрьме в течение 24 дней, оплачиваемого хозяином по тарифу в два денье за день (каковая плата обыкновенно взималась за всякого узника), того кабана повесили.
В городах Северной Америки свиньи особо размножились в XIX веке, чему благоприятствовало прибытие в страну множества ирландцев, поддерживавших на новом месте традиции старого континента. Выращивание свиней сделалось у них изрядным источником дохода, поскольку давало дешевое мясо и кости на продажу. Очень плодовитые свиноматки дважды в год приносили по десятку поросят, через несколько месяцев весивших уже добрый центнер. А кроме того, пускались в дело шкура, щетина и т. п., в полном согласии с популярной поговоркой «Свинья пригодна вся!».
И вот свиньи множились в Нью-Йорке, оставляя кучи помета на тротуарах, совокупляясь на глазах прохожих, а иногда умудряясь ранить и даже убить кого-нибудь из них. Их всевластие на улицах продлилось до «свиной войны», когда на ирландцев ополчились санитарные власти, которые без малейшей жалости упразднили всех городских свиней до единой, невзирая на их хозяйственную полезность и эффективность в уничтожении отбросов.
Неаполь оказался последним европейским городом, где многие семьи держали свиней, откармливая их отбросами и экскрементами. И вот, изрядно порезвившись в городах, где добывали себе пишу, свиньи были наконец оттуда выдворены. Осужденные на изгнание, они бродили стадами в близлежащих окрестностях. Наконец, их заключили в специальные гетто, где стали выращивать в относительной чистоте и кормить по науке. Но никто не забывает, как они падки на пищевые отбросы, особенно в периоды кризисов и войн, во время которых эту их особенность рьяно эксплуатируют ради производства дешевого сала, скармливая им всякого рода загрязненные или несвежие органические продукты.