Но прежде чем младший сын Смитса смог высказать свой мгновенный протест против этого приказа, вмешался Клаас.

— Нет! — он лениво поднялся на ноги, вытянув своё тощее тело во весь рост. И теперь он выглядел не как старик — каким Лоренс всегда считал его — и даже не человеком средних лет. О, он выглядел определённо опасным человеком. — Я останусь здесь, Вим.

— Но разве ты не поедешь в Англию? — Лоренс чуть не добавил «со мной». Но почему-то ему совершенно не хотелось говорить это вслух, это звучало бы слишком похоже на то, что он не хочет ехать один. Юноша беспокоился о том, чтобы не показать этому новому и тревожащему его Клаасу ничего, что могло бы иметь привкус слабости.

— Нет. Здесь имеется работа для такого, как я, чтобы приложить руки, — этот Спаркенбом, возможно. А что мне делать в Лондоне? Я уйду в подполье и принесу кой-какую пользу, когда придёт день столкновения. Когда я был всего лишь мальчиком, моложе, чем вы сейчас, минхеер Лоренс, туан Йорис взял меня и огранил для своих нужд, как он брал и гранил свои камни. И теперь я следую своему обучению. Я останусь здесь, пока вы не вернётесь, тогда я буду наготове…

— Пока я не вернусь?..

— Разве не правда, что судьба пишет будущее каждого человека, когда он рождается? — Клаас вытянул руку и коснулся лба Лоренса коричневым указательным пальцем. — Да, вы снова вернётесь, и ваше возвращение будет добрым — добрым для Норрисов, добрым для этой вашей окружённой водой страны. А до тех пор, Аллах да пребудет с вами в ваших приходах и уходах, минхеер Лоренс…

— Поторопитесь! — нетерпеливо приказал Смитс. Он уже наполовину протиснул свой корпус сквозь другой люк в полу потайной комнаты. Лоренс услышал шипение и журчание воды, пробирающейся рядом со складом, и когда капитан исчез, он уловил отблеск ялика внизу, где кто-то держал затемнённый фонарик как ориентир. Когда юноша тоже спустился, ступенька за ступенькой, он последний раз увидел лицо Клааса, прежде чем евразиец уронил дверь на место.

Они осторожно развернули ялик, зигзагами пробрались сквозь путаницу свай склада. А достигнув открытого залива, прокрались к корпусу низкосидящего рыболовного судна. Рулевые искусно подвели ялик борт о борт со шхуной. Лоренс неуклюже взобрался по верёвочной лестнице. Палуба под ногами казалась странно неустойчивой. Он никогда прежде не бывал на борту рыбацких лодок и в темноте не мог толком рассмотреть эту. Капитан Смитс подтолкнул его сзади, направляясь к штурвалу, пока двое его сыновей занимались якорем. Третий спрыгнул вниз в маленький люк и совершенно исчез. Когда якорь, капая, поднялся, Лоренс скорее ощутил, чем услышал, стук двигателя — словно внезапно забилось гигантское сердце. Поднимающийся просоленный воздух откидывал назад волосы и обжигал лицо, они направлялись в Канал. Юноша проковылял по палубе, чтобы присоединиться к капитану Смитсу.

— Она хорошая девочка, моя «Труди», — приветствовал его последний с мурлыканьем тёплого удовлетворения, смягчившим его голос. — Слышишь, как мало шума производит её двигатель — там отличная работа. И мой Флип знает, как содержать его в порядке. Она не красавица, моя «Труди». При дневном свете любой скажет, увидев её: «Ха, старая рыбацкая лоханка». Сколько раз я слышал такое. Но она может показать пятки, когда надо, это точно. Теперь, если мы ухитримся держаться вне видимости этих летающих наци, нам не о чем беспокоиться.

Лоренс глянул назад, на оставленную землю позади них. На севере меж морем и сушей протянулась алая лента.

— Там горят резервуары и причалы Роттердама. Может, Бог поможет кораблям там, — капитан Смитс тоже видел это. — За это придёт расплата, расплата натурой, если судьба будет добра к нам. Может, и я приму участие в сборе!

— Мы все примем участие в сборе этой платы, каждый человек Нидерландов, где бы он ни был сегодня! — и Лоренс знал, что пока он жив, след солёного воздуха, порыв сильного ветра, зрелище ночного неба будут вызывать перед его мысленным взором этот кровавый обод, оковавший его страну. Он, наверное, никогда не будет в состоянии охватить весь ужас этого дня и ночи, это слишком тяжело для кого-то из живущих. Когда-нибудь потом голландцы могут собрать и связать воедино сотни рассказов, но положенные на бумагу, они будут отдельными историями многих людей, видевших каждый то, что наиболее затронуло его. Всё, что любой из них унесёт с собой, будет лишь кусочком целого — так же, как Лоренс лучше всего будет помнить пылающие крыши имения Норрисов, вернувшие день в вечер. Но если каждый мужчина, женщина, ребёнок сохранит такие воспоминания, узнает подобную скорбь — и даже сильнее — тогда общее целое сплотит его народ в единую живую волю, чтобы бороться против власти тьмы, так же, как Инквизиция и железное правление испанцев однажды отковало из голландцев меч для уничтожения сотворенного испанцами. Эта же борьба только началась. Где бы люди голландской крови ни были сегодня, они теперь связаны, связаны той пылающей лентой поперёк неба — памятью о всём, что лежит под ней, — о мирном городе, не способном защитить себя, снесённом с лица земли без предупреждения. И эта жажда борьбы со смертью поднялась над личной ненавистью.

— Теперь, минхеер Лоренс, — капитан Смитс повернулся спиной к суше, — мы должны держать глаза на небе. Хотя у меня такое ощущение, что нам повезёт.

Но каким бы хорошим рыбаком ни был капитан Смитс, пророком он не был. Потому что удача, до сих пор сладчайше улыбавшаяся им, теперь решила повернуться своей широкой спиной. Они были уже далеко к северу, когда послышался пульсирующий звук несомых воздухом двигателей. Самолёт крался в ночном небе. «Труди» не несла фонарей, но на фоне серебрящейся воды она, скорее всего, станет слишком ясной мишенью для острого глаза наверху. А её команда не видела самолета, лишь слышала рёв двигателя, когда он подлетел ближе.

— Вниз всем! — голос капитана Смитса вознёсся даже над треском пулемета, изрыгавшего свинец на палубу «Труди» в линиях трассирующего огня. Лоренс легкомысленно стоял, пристально глядя вверх. Спустя мгновение он увидел зловещий силуэт нападавшего на фоне зарева города. Тот снова пикировал, чтобы убивать. Затем чья-то рука схватила его за лодыжку и дёрнула, лишив равновесия. Он рухнул лицом вниз на палубу рядом с одним из молодых Смитсов.

— Лёжа легче выжить, — остерегли его из темноты. — Неплохое развлечение для этого там, наверху; к счастью, он не несёт бомб. И он будет возвращаться, пока не устанет или пока не кончатся патроны. Смотрите.

Снова трассирующие пули прочертили огнём поперёк палубы, прорезав тонкую линию через самый центр «Труди». Четыре раза лётчик пикировал и полосовал их. А потом он не вернулся. Секунды плавно перетекли в минуты, и молодой Смитс и Лоренс осторожно выползли из своей норы между плоскодонкой и бочкой для воды.

— Что с вами, Йорни, Ян, Флип, минхеер Лоренс? — проорал капитан.

— Я в порядке, отец.

— И я.

— И я, капитан Смитс, — отозвался Лоренс.

— А ты, Флип? Флип! — забеспокоился Вим. — Флип! Отвечай немедленно!

— Я посмотрю, отец, — юноша рядом с Лоренсом двинулся к люку крохотного машинного отделения, и Лоренс последовал за ним. Одним рывком они откинули крышку люка. Наверх вырвался свет прикрученного к переборке потайного фонаря. Они опустились на колени, чтобы взглянуть вниз в пахнущую маслом яму, и обнаружили, что смотрят прямо в белое лицо молодого человека, лежавшего внизу. Пока они смотрели, тонкая малиновая линия просочилась вниз из его спутанных волос, разделив щеку и челюсть пополам. С придушенным криком Ян спрыгнул вниз к брату и приподнял безвольную голову. Но после пристального изучения раны он облегчённо вздохнул.