рождаются дети, так и я не случайно стал ветеринаром. Может, поэтому меня и хотят направить в другую Галактику, на встречу с внеземной цивилизацией. Во всяком случае, это дело довольно серьезное. Ни в чем нельзя признаваться. Я вспомнил фильмы про разведчиков. Да, я должен все отрицать! “Я ничего не знаю.

Ничего не слышал. Помню ли я партизан? Им не провести меня…" Конечно, здесь не последнюю роль сыграло и то, что я два года проучился в техникуме, и мои нынешние эксперименты. Клятва Гиппократа. Поведение волков, попавших в западню…

– Я никого не знаю, – заявил я конвойному, который пришел отвести меня на второй допрос.

– Расскажешь это там, – сказал он.

В кабинете гэбэшника я увидел и нашего директора. У него глаза полезли на лоб, когда я повторил свое гордое заявление.

– Как это не знаешь? Вера сама приехала к тебе в Баку, а теперь сидит в изоляторе КГБ. Она во всем призналась. “…Это еще одна проверка. Не может быть…

– Ничего не знаю. Это все ложь, – упрямо твердил я. – Я никого не знаю.

Директор переглянулся с гэбэшником, покачал головой и повертел пальцем у виска.

– Мы направили туда письмо, – сказал тот.

– Все подтвердилось.

– Что подтвердилось? Вы лжете!

– Не волнуйтесь, молодой человек, – обратился ко мне гэбэшник. – Наши подозрения оказались безосновательными. С этими словами он протянул мне письмо. Оно было из города N, на конверте стоял специальный гриф. Из письма следовало, что у учительницы Погосовой Веры Аракеловны никогда не было отца. Вообще никогда не было…

События, последовавшие за моим отъездом, развивались со скоростью хорошо продуманной операции. Разлука со мной оказалась для Веры невыносимой. Она бросилась за мной в Баку. В аэропорту заглянули ей в паспорт и тут же задержали. Меня мучили угрызения совести. Как я мог не верить женщине, которая так любит меня, как мог сомневаться в искренности чувств женщины, готовой рыдать и рвать на себе волосы над моим трупом. Я не мучился так даже, когда умерла наша буйволица. Будь жива сейчас бабушка, она, наверное, ругала бы меня за то, что я не поверил своей Великой любви.

Стала бы она кормить меня яичками, яблоками? Пошлют ли меня теперь в далекую Галактику? Я не находил ответов на эти вопросы. Бедная Вера. Ее выслали обратно прямо из аэропорта. Мне только разрешили попрощаться с ней через окно. Вы не можете не почувствовать – насколько была невыносима эта ситуация. Поэтому поговорим лучше о «хэппи энде».

Итак я снова в поселке Рог, стою у дверей Веры.

– Вера, Верочка, это я, – говорю.

Вера бросается мне на шею, обнимает. И тут я чувствую, как постепенно намокает моя штанина. А рядом стоит Вовочка и… А мы отражаемся в небольшой лужице, рожденной Вовочкиной ревностью…

Петушок, петушок, беленький гребешок…

Сюжет с прицелом на сценку

Персонажи:

Хозяин

Хозяйка

Посторонний

Петух

Много чего, бывает, осточертеет в жизни. Но есть вещи, которые досаждают постоянно, даже ежедневно. Например, сливание воды в унитаз или вынесение мусора из дому. Эти опостылевшие ритуалы меня тяготят повседневно. Знаете, обидно как-то, что результаты заработанного в поте лица таким макаром превращаются в отходы, в ничто. По сути, этот пример с унитазом имеет мало какое касательство к моему нынешнему повествованию, может, и вовсе не касается. Но есть ведь такие бедолаги, которые именно из-за унитаза кончают жизнь самоубийством. Знаете, почему? Из нежелания кончить таким финалом… Это отчаянное чувство присуще и нам, людям, и братьям нашим меньшим.

Наверное, вы видели печальные случаи, когда иные горемыки вешаются или бросаются под поезд из-за собачьей жизни, а если и не видели, то читали и, возможно, не брали в голову. Герой моего рассказа также входит в группу суицидных; персонажи не выдуманы; они по ночам спокойно дрыхнут у себя под крышей, а днем под божьим небом исполняют эти противнейшие дела, но не признаются в них. Потому что они не такие олухи, как я.

Перейдем к сути разговора.

Да, скажу еще об одном, а то сердце разорвется, не прощу себе, если не скажу, что эти заметки пишу сидя на унитазе, как англичане, загодя спустив воду из бачка, потом досада сменяется ощущением суровой реальности…

Итак, слово персонажам.

Владелец петуха: – Я увидел его издали. Белый гребешок навис над глазом. Клювище – орлиный. Глазами зыркает, головкой вертит. Вроде, кого-то ждал. Среди своих сородичей ходит, хорохорится. Та, которую он ждал, не появлялась, и он досаду вымещал на сородичах, каждого наградив подзатыльником.

Я стою в базарном муравейнике, гляжу на него. Взгляды наши на миг скрестились. Глазеем друг на друга.

Я подошел. Он капризно и жеманно повернулся задом ко мне. Я хотел было дать пинка. Самцы не жалуют друг друга. Чуют, чем дышит однополый супостат.

– Почему? – спросил я у хозяина.

Продавец: «Блондина имеешь в виду?

Я кивнул.

– Не продается.

Я удивленно уставился на него.

– Если покупаешь для боя – не годится. – И уткнулся в газетный кроссворд, продолжая напрягать извилины.

Признаться, я заподозрил в нем неладное.

– Жена велела… покупаю для обеспечения приплода…

Он смотрел в кроссворд:

– «Просторечное название гомосекусулиста».

– П…

– Нет, здесь пять букв.

– Петух! – воскликнул я.

– Точно! – обрадовался он, заполняя клетки. – «Главный герой фильма «Лион»? – Торговец, не поднимая головы, стал задумчиво грызть «кобчик» карандаша.

– Ван Дамм, – попытался я помочь.

– Нет, здесь четыре буквы.

– Рено!

Он радостно вписал.

– Что ж вы маринуете его? – продолжил я тему.

– Так просто. Чтоб людей привлекать.

– Реклама – двигатель торговли.

– Да уж, да хранит их Аллах, научили и нас.

И он почесал затылок, затем – зад.

– Ну, а если все же продашь – сколько возьмешь?

Он перестал чесаться.

– Минимум – пятьдесят тыщ, – со смаком выдал он. И, отставив газету, воззрился в меня. Вернее, оценивающе ощупал меня с ног до головы, как шлюха из бара.

Отступать было некуда. Речь шла о моем покупательском достоинстве.

Слово сказано, ставка сделана.

Потому я извлек пятидесятитысячную купюру из кармана и с тем же шиком протянул ему. Он отпер клетушку, ухватил петуха за крылья, связал ему ноги и, запихнув в торбу, вручил мне. Я уловил в его глазах тень сожаления и вспомнил фильм “Кавказская пленница”.

Петух (далее – Блондин) и не пикнул. Я взял покупку и, размахивая торбой, пришел домой. Развязав ножки Петуху, выпустил во двор.

Жена подкузьмила:

– Мало было петухов у нас, еще один приперся.

Но не утаила восхищения нарядностью пернатого.

– Хорош!

И я даже приревновал ее к