– Пожалуйста, присядьте, – поспешила предложить Фиби. – Вам, должно быть, очень трудно стоять.

Он взглянул на нее сквозь невероятно длинные ресницы. Вообще-то, если бы он не был столь чудовищно огромен, его можно было бы счесть привлекательным – в том смысле привлекательности, какой обладают иногда представители простонародья.

Несколько секунд мужчина продолжал стоять, словно не поняв ее слов, но затем все же опустился в кресло.

Его спутник остался на ногах, лишь прислонился к стене. Этакий малозаметный слуга, застывший в готовности. Однако этот человек имел слишком уж грозную внешность, в том числе и по причине ужасного шрама поперек подбородка. Фиби стало как-то не по себе при мысли, что подобный тип находится в ее доме.

Когда сэр Гриффин явится лично, она непременно выскажет ему порицание за то, что послал к ней таких страшилищ. Хотя, конечно, похвально, что он постарался заранее уведомить о своем прибытии.

– Пожалуйста, скажите, что я могу для вас сделать, – с расстановкой произнесла Фиби. – Насколько я понимаю, сэр Гриффин Берри вернулся в Англию. – Она на секунду замялась, затем продолжила: – Вы здесь для того, чтобы сообщить о его скором приезде?

– Что-то в этом роде, – ответил сидящий. Его голос был низким и довольно-таки приятным, подобно журчанию воды, бегущей по камням. – Мне кажется, вашему мальчику тоже хочется к нам присоединиться. – Движением подбородка он указал за ее спину.

Фиби обернулась и увидела острие деревянного меча, торчащего из-за угла дома.

– Колин Берри, я ведь велела тебе оставаться с няней, – строго проговорила она.

Светловолосый мужчина взирал на появившегося Колина, сдвинув брови. Фиби не могла допустить, чтобы кто-то недовольно хмурился, глядя на ее детей, поэтому устремила на незнакомца требовательно-предупреждающий взгляд. Но тот, похоже, был не слишком понятлив.

Меж тем Колин, не обращая внимания на ее строгость и проявляя явное непослушание, уже шел к ним.

– Это ваш сын? – спросил мужчина. Вопрос был совершенно бестактным, простительным разве что иностранцу. Хотя акцента в его произношении не чувствовалось.

– Да, сын, – подтвердила Фиби, придав своему голосу несколько прохладный тон. – К сожалению, он очень шаловливый и озорной.

– Но он ведь пират, – сказал мужчина. – Пираты такими и бывают.

Фиби сделала глубокий вдох.

– Осмелюсь предположить, сэр, вы утверждаете это на основании собственного опыта, не так ли?

– Я уже, так сказать, вышел в отставку, – вымолвил мужчина.

Колин тем временем приблизился и остановился рядом с ней.

– А я не собираюсь в отставку! – громко объявил он. – Я всю жизнь буду бороздить моря и океаны.

– Сколько тебе лет? – поинтересовался мужчина.

Колин выпятил грудь.

– Пять с половиной. Почти шесть.

Фиби положила руку ему на плечо и поцеловала в макушку.

– На самом деле ему исполнилось пять пару недель назад.

– Мне хотелось бы несколько минут поговорить с твоей матерью наедине, – сказал мужчина.

Колин тотчас повиновался и отошел в дальнюю часть двора. Учитывая его обычное нежелание воспринимать слова матери, подобное послушание вызывало досаду.

Хотя, возможно, это было проявлением инстинкта самосохранения, что можно только приветствовать.

Человек, которого Фиби сочла слугой, отстранился от стены.

– Быть может, нам с юным господином прогуляться к озеру? – предложил он.

Фиби устремила на мужчину изучающий взгляд. Его нос был явно сломан, физиономия заклеймена изображением цветка около глаза, не говоря уже о шраме. Ну а судя по произношению, вырос он в той неблагополучной части Лондона, которая называется Ист-Эндом.

Впрочем, не следует судить о людях по таким поверхностным признакам, как акцент и внешность. Глаза у этого человека были добрыми, и казалось, он мысленно смеется.

– Как вас зовут? – спросила Фиби.

Светловолосый мужчина оперся было на трость, намереваясь подняться, но она остановила его прикосновением к плечу.

– Пожалуйста, сэр, не утруждайте себя.

Затем снова повернулась к слуге и протянула ему руку – так, как учила ее мать. «Обычно леди делают реверанс, – говорила та. – Но самостоятельные и состоятельные женщины могут обмениваться рукопожатием. Без перчаток. Причем даже со слугами, при первой встрече с ними».

Ее ладошка утонула в широкой пиратской длани. Он улыбнулся, отчего вокруг его глаз образовалось множество морщинок.

– Моя фамилия – Шарктон, леди Берри, – произнес он. – Сокращенно – Шарк, поэтому обычно меня называют Акулой[2].

– Акула! – восторженно воскликнул держащийся поодаль Колин.

Мужчина с улыбкой глянул в его сторону.

– Именно так, паренек… Самое подходящее имя для пирата.

Другой незнакомец все же поднялся на ноги.

– В самом деле, Акула, прогуляйся с Колином к озеру, – сказал он. Его тон был мягким, однако Фиби невольно напряглась от мысли, что ей придется остаться с ним наедине.

Она подошла к сыну и, склонившись, легонько щелкнула его по носу.

– Не забывай, что ты хозяин. Что ты покажешь нашему гостю?

– Только не Лидди, – ответил Колин. – Она может и в обморок упасть. – Подбежав к Акуле, он взял его за ладонь и потянул за собой.

Фиби вернулась обратно, испытывая странное беспокойство. Светловолосый мужчина все еще стоял. Вежливо улыбнувшись, она подала ему руку.

– Я леди Берри, – представилась она, употребив титул, который практически никогда не использовала. Однако бывают моменты, когда совсем нелишне напомнить о своем высоком положении, а как раз такой момент сейчас и настал.

– Леди Берри, – повторил мужчина. Прислонив свою трость к столу, он принял ее руку, но не пожал. И не поцеловал. Следовательно, он не принадлежал к благородному сословию, несмотря на великолепие своего наряда.

Его длань была еще шире, чем у Акулы. Фиби ощущала мозоли на кончиках его пальцев, видела белый шрам, змеящийся по тыльной стороне ладони.

И в это мгновение на нее словно снизошло озарение – настолько шокирующее, что она утратила твердость в ногах.

Фиби вытянула руку из ладони мужчины и присела в кресло, не сводя с него взгляда. Эти голубые глаза… Невероятно голубые. Она помнила их, но они принадлежали совсем другому человеку.

– Раньше ты был ниже, – прошептала она, ошеломленная неожиданным открытием.

– С тех пор я немного подрос.

Некоторое время они взирали друг на друга в полном молчании, которое наконец нарушил он: