— Очень смешно.

По-моему, да.

— А я когда учился, к нам на нефрологию привели девчушку по фамилии Безденежных. У нее пиелонефрит и аномалия развития почки — два мочеточника. Всего, стало быть, три. Ну, то да се: УЗИ, анализы, тра-та-та… а вот посмотрите, коллеги, интересная особенность: наряду с характерным для пиелонефрита заполнением лоханок видна аномалия… девочка и так впечатлительная, а тут ее еще и прогрузили по полной — заплакала. Препод ее так приобнял: не расстраивайтесь, говорит, ну и что, что вы Безденежных — зато у вас три мочеточника…

— Начмед!

К нам приближался Коля Третьяков, замглавного по медчасти, непримиримый, как Бен Ладен, борец с нарушителями дисциплины. Немного не доходя, Коля, одетый в новую форму, уселся в продавленное кресло, извлек из папки историю и стал скрупулезно заполнять многочисленные графы. Народ прикрутил громкость, веселость пошла на убыль, и кое-кто потянулся к телефону отзваниваться.

И тут в холл ввалился Рубен и, не замечая начмеда, обратился к Северову:

— Слушай, целый день езжу, да? С порога услали — штаны не дали переодеть!

Рубик-джан и впрямь наполовину состоял из гражданской одежды.

— Одного в больницу, второго в больницу, третий вообще в коме! Потом туборга[19]на Тореза[20], а потом снова сюда. Дай направление, слушай, не знаю, когда на станцию попаду.

Веня протянул ему пару бланков.

— По какому праву вы передаете записанные на вас направления на госпитализацию?

Северов глянул через плечо:

— По праву сильного.

Коля ростом с собаку. Его еще, когда он диссертацию защитил, «доктором кукольных наук» прозвали, и Венина реплика его, мягко говоря, покоробила: пожелтел, закаменел скулами и стал катать по ним мощные желваки.

— Я — начмед скорой помощи Третьяков. Ваша фамилия и номер подстанции?

— Фельдшер Светин, эсэмпэ[21]Всеволожска.

— Я немедленно поставлю в известность вашего заведующего.

— Пожалуйста. Восемь-гудок-двадцать семь-ноль-два ноль-четыре-двадцать пять.

Веня неторопливо направился к выходу, показав мне глазами: сиди, не светись. Мудро — Третьяк меня знал, да и публика после этого рассосалась, так что я улизнула вместе со всеми.

— Ну все, кранты тебе, док. Колюня злопамятный.

Северов придвинулся и негромко заговорил:

— Представь: низкое небо, ветер, несущиеся над землей облака, — он вещал, словно актер в радиопостановке, — мокрые листья в черной воде каналов…

Тепло дыхания у самого уха; кожа цепенеет внезапным ознобом и, срываясь, молотит пульсом в висках.

— …каре сотрудников, барабанная дробь. Начмед, подпрыгивая, срывает с меня светящиеся полоски и, встав на стульчик, ломает над моей головой носик двадцатки[22].

Теплой волной в лицо, и так хорошо сразу, так хорошо.

— Все-таки зря ты при всех.

— А чего он как не родной? Можно подумать, никогда в жизни без направлений не оставался… Вов, давай к той хрущевке.

— Зачем?

— Живу я там, забрать кое-что нужно.

Мы подкатили к запечатанному домофоном подъезду, Веня выскочил из машины и минут через пять вернулся, неся фотографию в рамке.

— Это тебе, Ларис. С днем рождения.

Обалденный закат, даже не верилось, что такие бывают. Классная фотка.

— Супер. Это где такой?

— В Сирии.

— Сам снимал?

— Угу. Месяца два назад.

— То-то я смотрю, такой загорелый. Работал там?

Он мотнул головой:

— Путешествовал.

— По путевке?

— Своим ходом.

— Это как?

— Ну, как… Сначала в Эстонию поехал, потом в Латвию, оттуда в Литву, из Литвы в Польшу. И понеслось: Словакия — Венгрия — Румыния — Болгария — Турция — Сирия — Ливан — Иордания — Египет.

Ни фига себе!

— Это ж какие деньги надо иметь?

— Шестьсот зеленых.

— Сколько-сколько?!

— Шестьсот.

— Это на какой срок?

— С мая по конец октября.

Мы с Вовкой пытались осмыслить услышанное.

— Сотка в месяц? Три доллара в день?

— А чего ты так удивляешься? Я здесь, дома, после всех вычетов, тоже на сотку в месяц живу. Баш на баш получается — уж лучше мир посмотреть за ту же самую трешку в день.

— Погоди, а передвигаться — тоже ведь деньги нужны?

— Не нужны. Я на попутках передвигаюсь, автостопом.

Бирюк поразился.

— Все время?

— Ну да.

— И что, берут?

— Конечно.

— А спишь где?

— Где хочу. В гостях, в лесу, на крыше.

— И не боишься?

— Чего?

— Ну, не знаю.

— Вот видишь — сам не знаешь, чего боишься.

— Мало ли, наркоман набредет…

— Ночью? В лесу? За городом? В километре от трассы?

— А в городе? Сам же говоришь, что на крышах ночуешь.

— Кто полезет ночью на крышу? Преступники? Они на улицах промышляют.

— Ну хорошо, а мыться, стираться?

— В каждом городе баня есть, копейки стоит, в Европе все заправки душевыми оборудованы, не говоря уже о вокзалах. Даже если жаба давит, приходишь и говоришь: так, мол, и так, с деньгами напряг, пустите помыться? Редко отказывают. А на Востоке просто в первую попавшуюся дверь стучишь — и помогают. Другая ментальность у людей. Первый же встречный в гости зовет, можно вообще без денег путешествовать.

— На халяву то есть.

Северов вздохнул.

— Вот сел ты, Вова, в автобус без проездного. Ехать одну остановку, кондуктор к тебе с гарантией не успевает. Скажи как на духу: пойдешь платить или нет? Только честно.

— Пойду.

— Врешь.

— Почему?

— О! В твоем вопросе — ответ. Спросил — значит соврал. А сказал бы правду — среагировал бы по-другому. Возмутился, к примеру.