На Сухак-Шари Бруно приехал в подавленном состоянии. Когда сигиец закинул его в экипаж, на Маэстро навалилась апатия и полнейшее безразличие. Всю дорогу он молчал и планировал заниматься этим и дальше. Сигиец захотел от него избавиться и спровадить в Кабир? Ну и ладно. Все равно его стараниями Бруно не только в Модере с удовольствием пустят на фарш, в Анрии вообще, кажется, не осталось района или улицы, где Маэстро стоило бы появляться. К Бертраму Беделару добавились еще и какие-то чародеи, а уж что сделают с Бруно подонки Штерка, окажись он в их руках, лучше даже не задумываться. Так что хоть Кабир, хоть вообще Салида, хоть вообще Луна.

Извозчик высадил пассажиров в начале улицы и укатил, подняв столб пыли в лучах заходящего солнца. Сигиец направился к дому Кассана ар Катеми шайех-Ассама быстрым шагом, не особо заботясь, поспевает Бруно или нет. Маэстро предпочитал все-таки поторапливаться: на Сухак-Шари не особо жаловали не-кабирцев. Хоть слухи здесь разносились быстро и Бруно ни разу за все две недели никто не тронул, косо смотреть не переставали, отчего делалось крайне неуютно, а идти одному отпадало всякое желание.

Благо жил Кассан почти сразу в начале улицы — его дом за высоким забором возвышался над соседними и был виден издалека. Ар Катеми пользовался уважением на Сухак-Шари и не считал зазорным и подчеркивать свой статус. Почти честная торговля специями приносила хороший доход.

Бруно и здесь не были рады. Никто, конечно, ничего не говорил, а сам Кассан относился к нему как к старому другу и даже называл «сади́к Барун», но Маэстро чувствовал, что терпят его исключительно из-за сигийца. А уж домочадцы и вовсе не скрывали враждебности. Особенно та женщина, которую побаивались даже многочисленные мужчины и имени которой Бруно так и не узнал.

Сигиец подошел к воротам и занес кулак, чтобы постучаться — те всегда были закрыты на засов, видимо, всеобщее уважение не отменяло мер предосторожности от добрых соседей. Однако вдруг замер и, пока Бруно переводил дух и пытался отдышаться после ходьбы, лишь номинально отличающейся от бега, настороженно прислушался. А затем легко открыл створу ворот, глянув на Маэстро серебряными глазами.

Не став его ждать, сигиец быстро пересек двор и поднялся по ступеням каменного крыльца. Бруно, втянув воздуха и поморщившись от боли в боку, потрусил следом.

Возле хозяйственной пристройки, где держали лошадей и стояла личная карета Кассана, бродил оседланный гнедой конь, брошенный второпях. Из раскрытых дверей дома доносились взволнованные голоса — теперь их слышал даже Бруно.

Поднявшись следом за сигийцем, исчезнувшим в дверном проеме, Маэстро оперся рукой о стену и навострил уши — говорили несколько мужчин, плакала женщина.

— Мэд-ка хадат? — спросил сигиец.

Голоса смолкли. Остались лишь прерывистые женские всхлипывания.

— Мэд-ка хадат? — повторил сигиец все тем же спокойным тоном.

— Сайиде Кассан… — взволнованно отозвался мужчина.

— Ант! — взвизгнула женщина, наставив на сигийца трясущийся палец. Бруно поморщился от рези в ушах. — Ант махниб со! Ант абн-кальб со! Эн кул бис ант!

— Саида…

Маэстро осторожно заглянул в дверной проем и ухватился за косяк для твердости в ногах.

На ковре посреди прихожей лежало мертвое тело, возле которого столпились четверо: пожилой кабирец, двое помоложе и женщина, которая вела себя как хозяйка. Правда, сейчас от прежнего спокойствия и выдержки не осталось и следа: ее трясло, по заплаканному лицу ручьем текли слезы. Но, несмотря на это, женщина с ненавистью смотрела на сигийца и не бросилась на него лишь потому, что молодой кабирец крепко сжимал ее плечи.

Бруно повнимательнее присмотрелся к мертвецу. Это был не Кассан, но кто-то из его людей, которых Маэстро когда-то видел на складе на Ангельской Тропе.

— Ант кун-со аллеан, хак-ир он-хурбе! — крикнула кабирка, попытавшись вырваться из крепких рук.

— Ант лилмусад он-думн со нне, Атья, — сказал сигиец, выдержав горящий злобой и отчаянием взгляд женщины. — Мэд-ка хадат?

Ответил старик. Вернее, попытался — голос его дрожал и нервно срывался, старик лепетал, запинаясь через слово. Бруно знал кабирский весьма посредственно: только несколько ругательств и как в общих чертах указать дорогу. Поэтому крики кабирки он понял — женщина почти не стеснялась в выражениях, обвиняя сигийца в чем-то. Однако о чем говорил старик, Бруно так и не разобрал.

Сигиец слушал молча. Только спросил вроде бы «Кто они?», на что старик нервно огрызнулся, сдерживая то ли злость, то ли слезы.

Сигиец обвел собравшихся взглядом, равнодушно взглянул на покойника.

Развернулся.

И все так же молча вышел.

— Ант махниб со! — закричала женщина ему вслед. — Ант акдур со факат алмаут, исби-рималь! Лиджа ант таскид со Фара-Азлия!

Бруно успел скользнуть по стене, делая вид, что ничего не слышал и ничего не видел.

— Что-то случилось? — спросил он, догоняя сигийца. — С Кассаном?

— Да, — ответил он, не оборачиваясь.

Бруно задержался на мгновение, напуганный услышанным. Но не самим фактом того, что с Кассаном случилась беда, — об этом Бруно догадался и так. Его испугал голос сигийца. Вроде бы тот же равнодушный, спокойный и бесцветный, но что-то в нем было такое, чего раньше Маэстро не слышал.

Сигиец приблизился к лошади. Та, заметив незнакомого человека, метнулась в сторону, однако почти сразу замерла, как только он вскинул правую руку. Жеребец взбрыкнулся и мотнул головой, но лишь испуганно заржал, против воли поворачивая к человеку дрожащую мышцами шею.

Сигиец поймал поводья, пристально глядя лошади в глаза. В какой-то момент показалось, что животное вот-вот вскинется на дыбы с диким ржанием, однако лошадь расслабилась и покорно опустила голову. Сигиец погладил ее по шее, накинул поводья на переднюю луку седла.

— Двоих не вынесет, — скептически заметил Бруно.

— Ты остаешься здесь, — сказал сигиец.

— Да неужто? — хмыкнул Маэстро.

Сигиец не ответил и вскочил в седло. Жеребец, не ожидая такой ноши, присел на задние ноги.

— А если он… уже мертв? — пробормотал Бруно вслед направляющемуся к воротам всаднику.

Сигиец вновь ничего не ответил, хотя явно расслышал, только взмахнул левой рукой. Створа ворот распахнулась и со всего размаху с грохотом ударилась о забор, едва не соскочив с петель. Сигиец выехал на дорогу и пришпорил лошадь, пускаясь с места в галоп.

— Лучше бы ему жить, — вздохнул Бруно и по привычке почесался за ухом.

* * *

С заходом солнца Ангельская Тропа начинала оживать. Возле притонов, незаконных игорных домов, подпольных бойцовских арен и клубов собирались завсегдатаи, забулдыги и просто самый разный сброд, отчаянно надеющийся поживиться за чужой счет.

Тот, кто стоял на улице в этот вечер, видел, как по Ангельской Тропе во весь опор пронесся всадник, не жалея гнедую лошадь. Только каким-то чудом не растоптал подпившую компашку, именно в тот момент решившую перейти дорогу. Компания порскнула из-под копыт мчащейся лошади, кто-то кубарем покатился, кто-то завопил под звон бьющегося стекла. А кто-то, вскочив на ноги, вытянул из-за пазухи пистолет и прицелился в спину всаднику. Наверно, даже выстрелил бы, если бы всадник не умчался в сторону складов так же стремительно, как появился, оставив после себя пыль и возбужденный гомон, где через слово слышался отборный мат. Просто чтобы дать выход негодованию. Ну и чтобы связать эти самые слова.

* * *

У ворот на склад Кассана ар Катеми дежурили двое. Делать этого им не хотелось — к ночи небо заволокло тучами, но дождь будет вряд ли. Да и особой нужды в дежурстве никто не видел: на Ангельской Тропе никому не было дела до того, что происходит и внутри складов, и вокруг них, главное, чтобы это происходило внутри и вокруг чужих. Однако дежурных назначили и выдворили на улицу, и они несли караул со всей халатностью тех, кто считает себя гораздо умнее начальства.

Несущуюся во весь опор лошадь они заметили издалека, но не придавали значения, пока та не остановилась в нескольких десятках футов от ворот, тяжело припав на задние ноги и мученически захрапев, бросая хлопья пены. Всадник в кожаном плаще и треугольной шляпе соскочил с седла и направился к складу