Его в безумные упрятал дядя-плут…

Схватили, в желтый дом, и на цепь посадили.

Дальше сплетня усилиями «мастера услужить» покатилась, как снежный ком, увлекая и вовлекая всех присутствующих. Каждому, оказывается, сумел Чацкий вольно или невольно насолить, и каждый посчитал своим долгом добавить правдивую подробность: «Он сумасшедший… Да, он сошел с ума… Представьте, я заметила сама; И хоть пари держать, со мной в одно вы слово… В горах изранен в лоб, сошел с ума от раны… Шутка ли! Переменил закон!.. Да!.. в бусурманах он! Ах! Окаянный волтерьянец!.. Безумный по всему… По матери пошел, по Анне Алексевне; Покойница с ума сходила восемь раз… Чай, пил не полетам… Шампанское стаканами тянул… Бутылками-с, и пребольшими… Нет-с, бочками сороковыми…»

Внимательно вслушиваясь в эту стройную разноголосицу, отчетливо понимаешь, что фантастические обвинения имеют под собой реальные основания. Чацкий не просто лично затронул каждого из фамусовских гостей – он выступил против их общего жизнеустройства, а потому столь разные голоса мгновенно слились в слаженный и могучий хор:

Фамусов

Давно дивлюсь я, как никто его не свяжет!

Попробуй о властях, и нивесть что наскажет!

Чуть низко поклонись, согнись-ка кто кольцом,

Хоть пред монаршиим лицом,

Так назовет он подлецом!..

Хлестова

Туда же из смешливых;

Сказала что-то я – он начал хохотать.

Молчалин

Мне отсоветовал в Москве служить в Архивах.

Графиня-внучка

Меня модистскою изволил величать!

Наталья Дмитриевна

А мужу моему совет дал жить в деревне…

Фамусов

Ученье – вот чума, ученость – вот причина,

Что нынче, пуще, чем когда,

Безумных развелось людей, и дел, и мнений.

Ну вот теперь все стало по местам: на балу у Фамусова произошло, оказывается, столкновение резко противоположных мировоззрений и идеалов. Не умея оспорить, сумели оклеветать. И здесь уж держись – середины нет. Попробовал было Горич засомневаться, так ему тут жена выложила главный аргумент: «Ах, друг мой, все!» Что сказать? «Ну, все, так верить поневоле…»

Точно так же образумили и опоздавшего Репетилова, который после разговора с Чацким заявил Загорецкому: «Мы с ним… у нас… одни и те же вкусы», а на известие о сумасшествии убежденно ответил: «Какая чепуха!.. Вранье… Химеры… Дичь». Но оказалось, что про то уж «знает целый свет», что «вести старые». Когда же присутствующие («Все вместе» – гласит ремарка) закричали: «Мсье Репетилов, что Вы! Да как Вы! Можно против всех!», – Репетилов сдался. Не мог не сдаться, ибо понял, что это не заблуждение, а сознательная позиция: «Простите, я не знал, что это слишком гласно».

Перечитывая «Горе от ума», обращаешь внимание, что самые провокационные и нелепые, но точно бьющие в общую цель реплики принадлежат Загорецкому. Он сполна услужил своим покровителям, стопроцентно отработал их расположение. Но и Молчалин не остался в стороне, подал робкий голос в защиту своих. А как же иначе? Служить так служить!

В отличие от Чацкого ему прислуживаться не тошно – заветы отца усвоены превосходно. Вот подтверждение из Софьиных уст: «Смотрите, дружбу всех он в доме приобрел: / При батюшке три года служит. / Тот часто без толку сердит, / А он безмолвием его обезоружит, / От доброты души простит. / И между прочим, / Веселостей искать бы мог; / Ничуть: от старичков не ступит за порог, / Мы резвимся, хохочем, / Он с ними целый день засядет, рад не рад, / Играет…»

Чуть позже, разговаривая с Хлестовой, Молчалин полностью подтвердил такую характеристику:

Молчалин (подает ей карту)

Я вашу партию составил: мосье Кок,

Фома Фомич и я.

Хлестова

Спасибо, мой дружок.

(Встает)

Молчалин

Ваш шпиц – прелестный шпиц, не более наперстка,

Я гладил все его: как шелковая шерстка!

Хлестова

Спасибо, мой родной.

Молчалин, по мнению Софьи, хорош и другим: «Чудеснейшего свойства / Он наконец: уступчив, скромен, тих, / В лице ни тени беспокойства / И на душе проступков никаких, / Чужих и вкривь и вкось не рубит, – / Вот за что его люблю…» Увы, мы знаем, что Софья жестоко обманулась в своем кумире: охочий более до служанки, чем до госпожи (происхождение – ничего с этим не поделаешь!), он выказал все же «кривизну души». И хотя, согласно ремарке, сметливый Молчалин, пойманный на месте «преступления», тут же бросился на колени и начал ползать у ног своей покровительницы, моля: «Ах! Вспомните! Не гневайтеся, взгляньте!.. Помилуйте… Сделайте мне милость…» – Софья нашла в себе силы ответить прямо: «Не подличайте, встаньте. / Ответа не хочу, я знаю ваш ответ, / Солжете…»

Но кто знает, сумеет ли она пойти до конца. Не исключено, что «грехи» Чацкого и на сей раз перевесят молчалинский грешок, столь обычный в этом обществе. Во всяком случае само это общество не сможет обойтись без столь верного и бессловесного прислужника. Порукой тому – великолепно выписанный диалог, который Чацкий и Молчалин ведут в третьем действии комедии. Перечитайте его – и вы увидите, как в этом разговоре разгорается духовный конфликт между свободомыслящим человеком и средой умеренности и аккуратности, конфликт, который разрешится общей клеветой на Чацкого и его изгнанием.

Гениальный Грибоедов здесь прямо-таки потрошит Молчалина, заставляя его откровенничать и даже с вызовом излагать неписаные житейские правила того круга, к которому он приближен. Молчалин – свой, Чацкий – чужой!

«Умеренность и аккуратность», «и награжденья брать, и весело пожить», «не сочинитель я», «в мои лета не должно сметь свое суждение иметь», «ведь надобно ж зависеть от других» – вот основы молчалинского благополучия. От них-то он не отступит. А значит, будет прощен. В этом мы воочию убедимся, когда ближе познакомимся с его родственниками, выписанными Островским и Салтыковым-Щедриным.

Подобно Загорецкому, роковую роль в драме главного героя лермонтовского «Маскарада» сыграл Шприх. Отзыв о нем Казарина («Человек он нужный…») весьма схож с характеристикой, данной грибоедовскому персонажу Горичем («Вот, брат, рекомендую…»). В отличие от пылкого Чацкого опытный в светских делах Арбенин сразу же