В 1918 году Польша стала независимым государством, но еще до объявления республики поляки начали в Галиции войну с украинцами, с большевиками в предместьях Вильно и оспаривали у молодого чешского государства бывшее Тешенское герцогство. Весной

1920 года с новыми силами Польша вступила в противостояние с советской Россией за часть Литвы, Белоруссии и Украины. Красная армия уже подбиралась к Варшаве, но польским войскам удалось заставить ее отступить.

12 июня 1920 года между Литвой и Польшей был подписан договор, после которого депортированные евреи могли беспрепятственно вернуться в дома, покинутые ими во время Первой мировой войны. В марте

1921 года по договору, определившему границы территорий, к Польше отошли Западная Украина и Западная Белоруссия.

Условия, при которых беженцам приходилось ехать через всю Россию, были столь же ужасными, как и тогда, когда они покидали родину. Об этом свидетельствуют документы комиссии о репатриации: «На польскую границу прибыл состав, который в пункте отправления насчитывал 1948 человек — 1299 из них умерли от истощения и инфекционных болезней; только треть — 649 человек — доехали до места назначения».

По окончании войны депортированные получили разрешение вернуться домой лишь после подписания договора между Литвой и советской Россией — 12 июня 1920 года. Отправлять поезда из России начали в августе. В результате этого в Литву, которая обрела независимость, вернулись 100 тысяч евреев.

После возвращения в Вильно Ромен жил на улице Велка Погулянка до двенадцатилетнего возраста в величественном, внушительных размеров кирпичном доме с балконами и отделанным под желтый мрамор фасадом. Вид из просторных квартир был на нижнюю часть города. Мина Касев числилась в списке его жильцов с 20 сентября 1921 года. Ромену тогда было семь лет.

На этой улице, находившейся в верхней части города, неподалеку от центральных Завальной и Трокской, могли позволить себе жить только самые известные члены еврейской общины Вильно: историк Семен Дубнов, писатель Шолом-Алейхем, языковед Макс Вейнрих, новеллистка Эстер Тауссиг, а также глава общины — знаменитый врач, филантроп, депутат парламента Польши Цемах Шабад.

Неизвестно, когда вернулся Арье-Лейб, но есть сведения, что евреи, которые пошли добровольцами в польскую армию, очень скоро были заключены в концлагеря теми же самыми поляками, которые считали их предателями.

Как следует из списка жильцов за 1921 и 1925 годы, Касевы жили на втором этаже дома, расположенного во дворе здания, которое в Вильно называли «маленьким Версалем». Гари рассказывал своей приятельнице Элен Опно, супруге посла Анри Опно, покровительствовавшего Гари в МИДе, что в доме № 16 на улице Велка Погулянка они с матерью обосновались не одни. По крайней мере с 1925 года, когда Ромену было двенадцать, с ними жил и отец, который мог позволить себе поселиться в столь фешенебельном доме, потому что занимался торговлей мехами и входил в административный совет синагоги Тогорат Хакодеш, располагавшейся на улице Завальной, недалеко от дома Касевых.

Ромен Гари никогда не рассказывал о времени, прожитом вместе с отцом. О матери он говорил много: писал, что она была модисткой — продавала шляпки, а клиентов находила по объявлению или обходя квартиры. Это описание характерно для обычной истории жизни еврея-ремесленника. Но у Мины никогда не было модного ателье по пошиву одежды или филиала салона знаменитого парижского кутюрье Поля Пуаре, как утверждал ее сын. Чтобы шить такие наряды, как Поль Пуаре, Мине понадобилось бы нанимать целый штат специально обученных закройщиков, швей, искусных вышивальщиц, подручных, приобретать редкие, дорогие материалы. Если бы ее ателье было столь крупным и процветающим предприятием, в него входили бы не с заднего двора дома на улице Велка Погулянка, где росла крапива и «хватало дохлых котов и крыс». В шикарное ателье «от кутюр» Гари превратил меховую лавку своего дяди Бору-ха и деда Мордехая-Шломо.

Из 50 тысяч еврейского населения Вильно геноцид пережили менее трех тысяч. Два человека из уцелевших сохранили воспоминания о Мине Касев и ее сыне.

Так, Александр Магат вспоминает, что в детстве несколько раз играл летним днем с мальчиком по имени Роман Касев. Это происходило в Поспежки, курортном поселке под Вильно, где доктор Цемах Шабад, который жил в одном доме с Касевыми, организовал летний детский лагерь. Магат рассказывал, что у него был приятель лет десяти, всегда хорошо одетый, с которым они вместе были в лагере на каникулах, и однажды к нему приехала мама — элегантная, ухоженная женщина, окружавшая сына большой заботой.

Второе свидетельство — Розы Хволес — подтверждает, что Мина жила в Вильно, сама Роза поселилась после войны в Варшаве. По ее воспоминаниям, когда она жила в Вильно, заказывала себе чудесные шляпки у модистки Мины Касев, делавшей их по французским журналам. В ателье Мины на Велке Погулянке она часто видела в углу миленького мальчика. На шляпных коробках, украшенных длинными атласными лентами, можно было прочесть: La Maison Nouvelle. Paris — Wilno.

Если большинство квартир в еврейском районе Вильно состояли из «одной большой комнаты — сырого темного карцера с минимумом обстановки и соломенными тюфяками на сыром полу», — то Касевы жили в прекрасных условиях.

На обороте единственной фотографии своего отца, которую он передал своему сыну Александру Диего, Гари написал: «Фотография моего отца Леона Касева во время прохождения им военной службы в России. Он умер, не дойдя до газовой камеры». Слово «отец» трижды подчеркнуто. Черты Арье-Лейба, насколько можно судить по этому фотоснимку, выдают в нем человека явно не славянского происхождения: он, скорее, напоминает кавказца, например, грузинского еврея.

Роман Касев был похож на отца, и, может быть, он увидел в его лице странное сходство с лицами караимов — турков или татар, которых в XIV веке переселил в Троки и Вильно князь Витольд. Возможно, он запомнил их в детстве, когда увидел на улицах Вильно? Может быть, он вообразил, что его отцом был не Арье-Лейб Касев, а один из тех таинственных смуглых караимов с усами и бородой в меховой шапке?

Кто же такие были эти караимы, потомками которых называл себя Гари? Сами себя они именовали «людьми Писания». Это евреи, не соблюдающие многих традиций иудаизма: они не почитают Мишну и Талмуд, имеющие первостепенное значение в раввинском учении. Их молитвы (опубликованные сборником в Вильно в 1863 году) представляют собой смесь древнееврейского и татарского языков, а на талесе у них нет кистей. Караимы строго блюдут субботу и придерживаются некоторых правил, касающихся пищи. У них свое летосчисление, в корне отличное от раввинского. Они считают кровосмешением браки даже между дальними родственниками, а потому в наши дни их почти не осталось.

Когда в 1941 году Литву заняли фашисты, караимы заявили «экспертам по расовым вопросам», что они вопреки первому впечатлению отнюдь не семиты, а потомки монголо-татар. Порой Ромен Гари так же отвечал на вопрос журналистов о своем происхождении: «Я еврей, в жилах которого есть капля монголо-татарской крови». В книге «За Сганареля» он пишет: «Во мне перемешаны казак и татарин с определенной „еврейской долей“ — словно в Чингисхане».