Существует фотоснимок Мины Касев, когда она жила с Арье-Лейбом. На нем мы видим привлекательную женщину с пухленькой аппетитной фигурой, одетой в сильно декольтированное вечернее платье. У этой фотографии своя история. Уже через много лет после развода с английской писательницей Лесли Бланш Ромен Гари, приехав в Ментону, где тогда жила Лесли, отдал ей на сохранение пакет старых бумаг и фотокарточек, которые были ему особенно дороги. Он опасался, что после его смерти они потеряются, а у Лесли, он был уверен, они в надежном месте. Среди них был портрет Романа Касева в пятилетнем возрасте и упомянутая фотография Мины Овчинской, сделанная в Вильно в фотосалоне «Модене».

В апреле 1994 года дом Лесли Бланш сгорел дотла; окруженной пламенем, ей чудом удалось выбраться из окна спальни в сад, но она тут же вернулась за своей любимой кошкой Милдред. Не осталось ровным счетом ничего: ни щепочки, не говоря уже о ценностях, которые Лесли привезла из своих многочисленных путешествий по Северной Африке, Азии, Кавказу, России, Турции, ни «коллекции древних книг о путешествиях в Россию и страны исламского мира, ни ковров, ни рукописей». Лесли долго рылась в намокшем от воды пепле и вечером, когда она уже отчаялась что-то найти, обнаружила обгоревшую металлическую шкатулку. Внутри лежали две фотографии, которые оставил ей Ромен: мать и сын. Снимки были серьезно повреждены и Лесли отдала их на восстановление специалистам.

Сохранилась фотография Гари в возрасте одиннадцати-двенадцати лет, которая была сделана, скорее всего, до разрыва родителей. Юный Роман Касев аккуратно причесан, изысканно и элегантно одет: на нем рубашка с накрахмаленным отложным воротничком, галстук, костюм с карманом на груди. И неудивительно, ведь у его отца были средства на воспитание и образование сына. У мальчика очень нежные, изящные черты лица. Он улыбается; кажется, он в безопасности. Еще нет той ожесточенной горечи, которая появится на снимках, сделанных два года спустя в лицее в Ницце. Тогда на лице Романа редко будет появляться улыбка. Иногда, в короткие моменты оптимизма, он будет только смеяться сардоническим смехом, но за ними последуют долгие периоды глубокой тоски, которая неоднократно приведет его в кабинет психиатра или даже в клиник, а в итоге заставит наложить на себя руки.

Гари утверждал, что мать время от времени оплачивала ему уроки игры на скрипке, танцев, фехтования и хороших манер. В то время дети из еврейской среды часто обучались игре на скрипке, тем более в родном городе Яши Хейфеца. Но он был не единственным вундеркиндом Вильно: достаточно назвать скрипача Гирша Рейделя, виолончелиста Густава Каца или семилетнего кантора Хаима Эпштейна. Невозможно вписать образ ребенка, одетого в шелк и бархат, который с одного урока сразу должен был бежать на другой в ситуации безденежья, в которой оказалась Мина после того, как ее оставил муж. Этот мальчик читал в переводе на польский язык таких писателей, как Роберт Льюис Стивенсон, Вальтер Скотт, Карл Мэй, Майн Рид, Джером К. Джером, Александр Дюма, Бруно Вайновер, Антоний Слонимский. Когда Роману шел двенадцатый год, отец еще жил с ними. В семье появились деньги, и мальчик мог получать хорошее образование.

Детство Гари невозможно проследить ни по документам, ни по его автобиографическим произведениям. В своих книгах он редко говорит об отце. Однако мы можем понять, как Гари к нему относился, по кратким замечаниям, скрытым в различных его романах. Например, в «Леди Л.» он пишет о детстве героини Аннетты Буден, которая ненавидит своего отца. Достаточно поставить на ее место маленького Романа Касева, чтобы узнать в описании, которое она дает, Арье-Лейба, каким он предстает перед нами на фотографии.

Это был высокий, крепко сбитый усач, говоривший сиплым голосом, которому при случае умел придать плачущую интонацию. Он мечтал о всеобщем переустройстве, чтобы «всё разрушить до основанья» и «начать с нуля» — эти два выражения то и дело появлялись у него в речи: возможно, потому, что его жена убивалась на работе, а он ограничивался выспренними речами. Аннетта начала презирать то, что ее отец находил достойным восхищения, и ценить то, что он осуждал; много лет спустя она придет к выводу, что всем, чего достигла в жизни, во многом обязана отцу. Она прилежно внимала своему наставнику, потому что уже давно поняла, что стоит его выслушать и всё сделать наоборот. Господин Буден мог часами, гнусавя, растолковывать дочери, почему нужно прикончить префекта полиции, и от него при этом так несло луком и перегаром, что префект полиции начинал казаться Аннетте волшебным принцем, посещающим ее девические сны. Очень скоро она возненавидела голос собственного отца…

Сам Гари никогда не употреблял спиртных напитков: «Алкоголь вызывает у меня отвращение». В книге «Ночь будет спокойной» он так пишет об этом:

С такой же озлобленностью относился к своему отцу мальчик из Вильно, скрывавшийся глубоко в душе писателя и дипломата.

Восстанавливая события детских лет, Гари почерпнул информацию о Вильно в «Книге памяти» (так называют подобные издания евреи в Восточной Европе), вышедшей в Нью-Йорке в 1974 году. В те годы ее можно было найти в YIVO (Институте еврейских исследований), который был основан в 1925 году в Вильно «в целях изучения и сохранения культурного наследия восточноевропейских евреев, а также для поддержки исследований на идиш в области наук гуманитарно-общественного цикла».

Подарочное издание «Литовский Иерусалим», выпущенное на идиш, иврите, английском и русском языках в память пятидесяти тысяч евреев — жителей Вильно, истребленных немцами, — одна из немногих сугубо «иудейских» книг в библиотеке Ромена Гари. Это целых три книги — два богато иллюстрированных тома плюс комментарии к ним, составляющие отдельный том, в котором содержатся также два указателя — имен и населенных пунктов и библиография. В этой книге писатель нашел, в частности, фотографию улицы Субоч Гас, на которой он родился, и два снимка улицы Велка Погулянка, где до 1925 года жил с родителями и бонной Анелой Войцехович. На страницах «Литовского Иерусалима» есть и изображение улицы Немецкой (Дойче Гас): меховая лавка отца Гари на первом этаже и синагога Тогорат Хакодеш, куда он ходил молиться.

В Вильно Роман Касев посещал в школу, так как среднее образование было обязательным, но какую? Все государственные школы Польши работали шесть дней в неделю. Наряду с ними существовало множество частных учебных заведений, отражавших настрой еврейской общины: два традиционных сионистских, сеть иудейских школ и школы Бунда, в которых преподавание велось на идиш и на основе современных достижений педагогики.

Гари свободно владел польским языком. Но София Гаевская, жена его друга Станислава, посла Польши во Франции, утверждает, что его письменная речь и особенно акцент выдавали в нем еврея, жившего в отдалении от столицы. А многочисленные вставки на польском языке в его первой книге «Европейское воспитание», отредактированной самим автором, пестрят ошибками и диалектными особенностями. Однако Гари хорошо знал польскую литературу и был знаком с писателями Казимежем Брандысом и Александром Ваттом.