Ведущий вдруг ожил:

— Вы считаете, что дату смерти каждого человека определяет висящий над ним рок, судьба?

Подслушал мысли? Или это единственное, что приходит на ум? Что же ответит доктор?

— Вы неправильно меня поняли. Судьба здесь ни при чем. Попробую пояснить на простом примере. Если бы цветок умел думать, он бы считал внезапной и преждевременной смертью момент, когда его срезали для букета. Но мы понимаем, что на то была воля садовника, которую несчастный цветок никогда не поймёт. Так и у людей. Думаю, их смерть в большинстве случаев связана с чьей-то непостижимой волей. И то, что семьдесят пять процентов людей умирает внезапно, лишь подтверждает это фантастическое предположение.

Эко куда повернул этот необычный доктор! Воля Всевышнего. Говорит как священнослужитель. Ему бы проповеди читать. Кстати, в воскресенье, кажется, разбиралась похожая притча… Память стала подводить… Сначала уронил листок с текстом псалмов. Потом лазил доставал из-под юбки соседки. Еле отдышался, пыльно там. Вспомнил! Пастор приводил слова Иисуса, как один трудяга собрал большой урожай и задумал построить новый амбар для зерна. Но в ту же ночь горемыка умер. Внезапно. Без видимой причины. Как и говорит этот доктор. В чём смысл такой несправедливости? Пастор объяснил: мол, человек не может знать, когда придёт смерть, лишь Бог решает, забрать или оставить жизнь. И не нам, грешным, лезть в планы Господа.

Вновь на экране серьёзное лицо ведущего:

— Итак, вы, учёный, считаете, что смерть от старости — исключение, а не правило. По-вашему, некая высшая сила создаёт для каждого из нас обстоятельства, ведущие к гибели, и любой несчастный случай подстроен на небесах? Тогда по какому принципу делается выбор, кого убить, а кого нет? Может быть, наказываются грешники?

А он неглуп. Когда не улыбается, выглядит вполне вменяемым. Интересный вопрос задал. Что же ответит наш доктор?

— Принцип неизвестен. Помните мой пример про растения сада? Лишь садовник знает, почему выдирает одно растение и оставляет другое. Нет ему дела до моральных качеств сорной травы. Может быть, побег, который был безжалостно удалён, в своей среде слыл праведником, а сохранённый росток известен распутством и бросал семена куда ни попадя. Садовнику нет дела до морального облика цветов и их оргий с пчёлами. Он руководствуется своими соображениями, которые растения никогда не постигнут.

Ну, всё! Вот что узнала наука на деньги налогоплательщиков! Праведник или грешник, молодой или старый, конец — непостижим. Мы знаем, что ничего не знаем. Как там в Евангелие: «Будут двое на поле: один берётся, а другой оставляется». Строчки из Библии сами всплыли в памяти. Это хорошо. Не такой уж склероз…

Камера вновь остановилась на поумневшем лице телеведущего. Похоже, собирается сказать что-то мудрое.

— Вы, доктор, нарисовали грустную картину и для верующих, и для атеистов.

— Всё не так пессимистично. Ежедневно умирает около ста шестидесяти тысяч людей, но и рождается триста шестьдесят тысяч. Так что баланс пока явно в пользу человечества…

Почему он остановился? Что-то недоговаривает. Молчит. Задумался.

Не отрывая взгляда от экрана, потянулся к тарелочке с фруктами.

— Доктор, о чём вы задумались?

— Видите ли… Меня самого путает один страшный вопрос. Что если непостижимая воля Всевышнего задумает выключить все человеческие жизни, одновременно и сразу? И произойти это может самым неожиданным образом…

От удивления поперхнулся. Фруктовый сок обжёг гортань и, кажется, попал в лёгкие. Надо лишь прокашляться. Но вздохнуть не удалось. Проклятый ломтик манго намертво закупорил трахею. Он слышал свой натужный, сдавленный хрип. Голова тяжёлела, наливаясь кровью и готовая лопнуть. Глаза вылезали из орбит, словно им вдруг стало тесно в черепе. Попытался вскочить, зацепился за подлокотник кресла и рухнул на ковёр. Столик опрокинулся, фрукты разлетелись яркими брызгами. У лица оказался поваленный бокал, чудом не разбитый. Кровавая жидкость вылилась, сразу окрасившись в чёрное вместе с окружающим миром. Спину прошила немыслимая боль. Тело дёргалось в конвульсиях, пальцы судорожно царапали безучастный ворс ковра. И тут что-то сдвинулось. Кусок проскочил в горло, царапая слизистую своей шкуркой, ставшей острой и шершавой. Он жадно вздохнул, ощущая, как живительный воздух проникает в лёгкие, насыщает кислородом кровь. Какое счастье! Просто дышать! Похоже, смерть, убралась восвояси, словно грозный пёс, которому скомандовали «Фу!». Кто-то на небесах решил, что этому старику ещё рано помирать?

Мужчина лежал на полу закрыв глаза и тихо повторял одну и ту же фразу, казавшуюся ему самому бессмысленной: «Почему, Господи?».

Об этом случае никто не узнал. Горничная Лейла удивилась, когда обнаружила пятно от вина на ковре. И молча выслушала указание впредь чистить фрукты от кожуры.

Лифт стремительно летел вверх. На семьдесят втором этаже двери открылись с тяжёлым выдохом, будто запыхавшись от подъёма. Максим быстро прошёл по пустому коридору, уходящему куда-то вдаль, и остановился у своего кабинета. Войдя, как всегда, задержался у огромного, во всю стену, окна. Он всё ещё не мог привыкнуть к ошеломляющей панораме.

Полюбовавшись видом, уселся в большое комфортное кресло за рабочим столом и прямо поверх стопки бумаг обнаружил красивую карточку пастельного цвета с золотыми вензелями и милыми, слегка розоватыми ангелочками. Такую обычно присылают как приглашение на свадьбу. Но Максим знал, что это — зов на ковёр к начальству. Причём явиться следует срочно, учитывая неординарный характер шефа.

Почти бегом Максим выскочил в коридор и через несколько мгновений тихо постучал в элегантную белоснежную дверь, украшенную скромной табличкой:

Начальник сидел, погрузившись в думы. Наконец он поднял глаза и невнятно пробормотал:

— Максим. Вот, садись. Что сказать я должен тебе? Послушай.

Максим знал, что начальник был не речист, вдобавок голос говорящего был слегка приглушён бородой. Поэтому он постарался сконцентрировать внимание.

— Решение получено, — возвестил начальник. — Теперь исполнять следует. Хорошая весть: тебе премию дают. Там сказали, что службой довольны. Да и весь отдел хвалили. Слава Богу! Щедр и милостив Господь! Многотерпелив и многомилостив! — Моисей возвёл глаза долу. Сообщив благую весть, он удовлетворённо смотрел в лицо Максима. Пауза затягивалась.

— Славно, — согласился с начальством Максим. — А в чём подвох? — спросил он, зная логику поступающих распоряжений. Обычно за жизнеутверждающей первой частью следовала вторая, значительно более проблемная.